Наконец-то я приехал в место, где чувствовал себя почти дома. Конечно, Мэриленд – это не Южная Каролина, но все равно люди здесь больше похожи на тех, среди которых я вырос. В Балтиморе первым делом я встретился с Мартыновым – он успел обо всем договориться насчет русских клиперов и насчет найма команды. И мы с ним распрощались – он вернулся в Нью-Йорк, а я продолжил отрабатывать свою легенду и походил по кораблестроительным конторам. Как оказалось, никто не хотел даже думать о постройке кораблей для «тирании», как здесь нередко отзывались об Англии. Все-таки Балтимор – город южный, и они помнят войну за независимость и причины, по которым она началась.

Оставалось посетить Джереми Бенсона, последнего из агентов, которых мне было задано навестить. Как оказалось, он еще в конце прошлого года переехал в новую столицу, до которой и было-то всего около сорока миль. И я подумал, что надо бы отработать и этот вариант. Пришлось мне отправиться в Вашингтон.

Я помнил, что в 1790 году Конгресс принял закон, согласно которому новая столица будет располагаться на обоих берегах реки Потомак между Вирджинией и Мэрилендом. Территория в форме квадрата со стороной в десять миль была выделена этими штатами и получила наименование округ Колумбия. На тот момент большая часть этой территории была практически не заселена, и там располагались лишь два маленьких городка, Джорджтаун с мэрилендской стороны и Александрия с вирджинской[27]. Сама же новая столица была основана на северной – мэрилендской – стороне реки, приблизительно в центре нового округа.

Построена она была по планам архитектора Пьера-Шарля Ланфана. Ланфан родился и вырос в Париже, но отправился в Америку во время Войны за независимость вместе с генералом Лафайетом, у которого он служил военным инженером. В отличие от своего шефа, Ланфан решил остаться в Америке, и его проект новой столицы победил на конкурсе, объявленном Конгрессом, и был в общих чертах принят. Поговаривают, что он так и не получил денег за свой проект[28].

План города был скорее европейским, чем американским, – широкие авеню, величественные здания, парк, известный как Молл, посередине. Чем-то новый город напоминал Петербург, хотя, конечно, русская столица намного красивее и интереснее. Народа в городе было немного – там располагались Конгресс, Президентский особняк и некоторые министерства, и там же находились резиденции конгрессменов и сенаторов (обычно арендованные – никогда же не знаешь, сколько времени ты будешь жить в этом городе), а также тех, кто работал в министерствах, либо занимался снабжением слуг народа.

Адрес Бенсона – в пяти кварталах к востоку от Молла – мне дали в Мэриленде. Это оказался первый подъезд длинного серого таунхауса; с другой стороны располагался такой же. Я постучал, и мне открыл толстенький человек с бакенбардами. Когда он увидел меня, улыбка сползла с его лица, и он процедил:

– Что вам угодно? Имейте в виду, я ничего не покупаю, а мои квартиры намного дороже, чем вы можете себе позволить.

Но когда он узнал, что я из Лондона, он сменил гнев на милость и пригласил меня внутрь. Налив мне и себе довольно-таки скверного виски, он долго изливал мне свои обиды на наше молодое государство.

– Представьте себе, я построил эти два дома на все мои сбережения, в надежде их сдавать членам Конгресса. И что? Заселяться они заселяются, а потом многие попросту не платят – и уезжают из города в конце законодательной сессии. И попробуй что-нибудь из них выбей… А еще ходят всякие ремесленники и прочий сброд, хотят найти квартиры подешевле. Нет, все-таки при англичанах было все намного лучше. Я ненавижу Соединенные Штаты!

– А вам тогда жилось лучше?

– Моему отцу принадлежали дома в Балтиморе, в которых жили морские офицеры. Эти не скупились, платили всегда вовремя, и жили мы весьма неплохо. Пока, конечно, эти сволочи в Филадельфии не объявили о независимости, и не началась война. И жизнь становилась с тех пор все хуже и хуже. Я вас спрашиваю, зачем было свергать Георга III, чтобы заполучить нового Георга – Джорджа Вашингтона. А после него – сначала Адамс, теперь Джефферсон, а для бедного человека, такого, как я…

Я еще подумал, что есть люди и намного беднее, а ему-то что жаловаться? Но Бенсон потом взял меня за грудки и заблеял:

– Мистер О‘Нил, я готов делать все, чтобы нами вновь стал править генерал-губернатор Вирджинии на службе его величества, а не… эти.

Последнее слово он прямо-таки выплюнул, и я понял, что наконец-то у меня есть человек, которому будут очень рады в Лондоне. И я, пообещав передать его слова моему начальству, распрощался с ним и отправился в порт Джорджтауна – пора было возвращаться в Нью-Йорк, а оттуда в Бостон и в Лондон. И, если мне это дозволят, в Петербург…

10 (22) августа 1801 года. Российская империя. Санкт-Петербург. Охтинская судоверфь. Дмитрий Викторович Сапожников, лейтенант Российского флота и кавалер

Нет ничего тайного, что не стало бы явным. Мы рассчитывали, что строительство первого нашего парохода будет не замечено посторонними лицами, но, как и следовало ожидать, слухи о новинке российского судостроения быстро выползли за пределы судоверфи. О нашем чудо-корабле стали судачить не только люди, сведущие в этом деле, но даже торговки на рынке. Вот и моя Настюшка, наслушавшись пересудов своих приятельниц, решила поведать мне о таинственном судне, которое по ночам появлялось на Неве.

– Митенька, – сказала она мне, с удовольствием поглядывая на то, как я, сидя за столом, уминаю жаркое, – такие страсти у нас в городе творятся, такие страсти…

Настасья перекрестилась на иконы, после чего продолжила свой рассказ.

– Давеча поведала мне кузина, что горничная ее, возвращаясь из гостей, увидела, как на Неве, аккурат у Матросской слободы, плыл корабль без парусов с двумя колесами по бокам. Внутри него что-то пыхтело и ухало. А из большой трубы валил черный дым. А чухонец, который ловил рыбу на своем ялике у Смольного монастыря, чуть было не столкнулся с этим кораблем. Тот прошел мимо него. Чухонец своими ушами слышал, как его кто-то обругал по-матерному. А на корме стояла большая черная лохматая собака, которая облаяла чухонца.

– Чего только не придумают твои приятельницы, – усмехнулся я, отодвинув в сторону пустую тарелку. – Этот чудо-корабль называется пароходом. Внутри него стоит машина, которая крутит колеса на его боку. С помощью этих колес сей корабль