Шрифт:
Закладка:
«И помни, пригодятся тебе три вещи. Горячее сердце, верная дружба и настоящая любовь», – напутствовал Лодочник. Маша радовалась, что у неё горячее сердце, что она подружилась с Егором и что по-настоящему любит Костика. До самого лабиринта она была в этом убеждена.
«Там вы отдадите то, что захотите вернуть», – сказал Хранитель. И его предсказание сбылось – Маша отдала лабиринту жестокосердного. И Егора тоже.
Вспомнила Маша и слова Вирь-авы: «Спросят – не раздумывай, правду скажут – сердцем решай, плату потребуют – втрое дороже плати».
– Умные такие, – буркнула она, – и ведь ни один не помог! Зато советов надавали.
На холмах Маша злилась точно так же. Когда дуешься на себя, виноваты все остальные. Потому что ты сам же не можешь быть виноват! А выходит, очень даже можешь.
– Я ведь кое-что уже сделала. Я имя Егору дала! Спросили, и я не раздумывала ни секундочки! И до Истока почти дошла! Значит, из лабиринта тоже выберусь. Вот Егор удивится, когда я закричу, что нашла выход! И дальше опять вместе пойдём.
Уговаривать себя было куда лучше, чем злиться. Маша свернула за новый поворот и обнаружила, что лабиринт всё же приготовил сюрприз.
Бесценный!
– Я нашла тебя! – Маша не поверила своему счастью.
В люльке, сплетённой из трав, лежал Костя.
– Ты всё время ждал меня здесь!
Братик весело агукал и тянул к сестре ручки. Он выглядел таким же розовым, кругленьким и счастливым, как в тот день, когда Маша обменяла его на кролика.
– Я так долго тебя искала! – Маша кружила возле брата, никак не решаясь взять его на руки. – Ты простишь меня?
Она рассмеялась, сперва неуверенно, затем звонче и наконец во весь голос. Костя напускал пузырей вместо ответа.
– И правда, – проговорила Маша сквозь смех, – как же ты мне ответишь?
Она подняла и прижала брата к груди, как прижимала кролика и Платона, но никогда самого Костю. И чуть не выронила его на землю. Но не выронила, потому что Костя был уже не младенцем. Машу обнимал мальчик одного с ней роста и возраста.
– Костя? – Маша отступила от повзрослевшего брата. Костя глядел на Машу папиными карими глазами, а удлинившийся нос один в один походил на нос сестры.
– Маша, – мягко произнёс он её имя, – ты слишком долго шла.
Чувство вины, с которым Маша так сильно боролась, подняло голову, подобно ядовитой змее, разлило холодный, сковывающий яд по телу.
– П-прости, – заикаясь, выдавила она.
– Ты что? Мне было весело, – успокоил её Костя, – я столько узнал, завёл друзей.
Из-за спины Кости появились тени с жёлтыми глазами. Маша ойкнула – такие напали на них в лесу.
– Они мне про тебя рассказали, сестрёнка. Хорошо, что ты отдала меня ведьме. – Костя менялся. Его руки, ноги и волосы удлинялись.
Вот из-за чего лабиринт возвращал Машу с Егором к началу! Это была Машина вина и Машино путешествие. Последствия желания разгребать предстояло ей одной. Егор, наверное, уже нашёл выход. Но она здесь, в центре лабиринта, смотрит, как братик превращается во взрослого юношу с золотыми глазами. Кожа Кости бледнела, нос заострился.
– Много тебе повстречалось нечисти на Перепутье, сестрёнка? Кто послабее, кто посильнее, но у всех похожее начало пути. Одиночество. Они все брошенные, и все пошли на сделку, оказавшись на Перепутье. Иначе не выжить.
Тени мантией опускались с Костиных плеч.
– Что ведьма с тобой сделала? – еле выговорила Маша.
– Ведьма? – Костя приподнял брови. – Это ты со мной сделала, дорогая сестра. Ведьма взяла меня под крыло и воспитала, как могла.
– Неправда. – Маша нерешительно приблизилась к брату. – Змеи, браслет, – она потрясла рукой, – мне показали. Я должна стать ведьмой. Не ты! Но они тоже врут! На Перепутье все врут, Костя! Видишь, я пришла, чтобы спасти тебя?
– Если бы не ты, меня бы здесь не было и не пришлось бы никого спасать. Тебе стало обидно и скучно, – Костя говорил безучастно, но уголки его губ подёргивались. – О других ты не думала. Я тебя не осуждаю, наши мама и папа тоже ни о ком не подумали, ведь так? Они же не спросили, нужен ли я тебе. Ты хотела кролика.
– Я хотела кролика, – как загипнотизированная, повторила Маша и тут же воспротивилась: – Да, я хотела, но, Костя, тебя я люблю больше любого кролика!
Колдун, которым стал Костя, не верил Маше.
– На Перепутье все врут, – отчеканил он. – Ты отлично вписалась в мир лжецов.
– Я не вру тебе! Я поняла это, когда ты пропал! – Маша почти дотронулась до брата, руки дрожали.
– Ты так говоришь, потому что боишься, – прошипел Костя.
– Конечно, я боюсь, – не стала отрицать Маша. – Я боялась в автобусе. Боялась Лодочника, леса, очень боялась клоуна. Но сейчас, – Маша подошла к Косте вплотную. Где-то в глубине чужих глаз прятался прежний Костя, её маленький брат. Маша коснулась его груди. Брат опять начал меняться, волосы седели, тени наливались чернотой, ногти покрывались трещинами, – сейчас мне страшно по-настоящему. Ты не Костя, ты игра лабиринта, я знаю. Меня тут все чему-то учат. – Маша не убирала ладони с груди брата. Сердце стареющего Кости бухало, обвиняло Машу. – Но ты можешь стать этим, – Маша не произнесла слова «чудовищем», – если я не найду тебя.
Рот Кости увеличивался, рос от уха до уха и дышал на Машу холодом.
Костя не станет чудовищем! Она не допустит!
– Пусть ведьма возьмёт меня, – сказала Маша, – этого я не боюсь, лишь бы ты остался нашим Костей.
Тени набросились на неё. В тот же миг стены лабиринта задрожали и осыпались. Маша закрыла голову руками, призрак Кости растворился в каменной пыли.
Глава пятнадцатая. Воды истока
– Ты, твой брат или твой кролик? – донеслось до Маши сквозь грохот разрушающегося лабиринта. Голос был женский, кричала ведьма. – Тебе придётся выбрать!
Камнепад прекратился так же неожиданно, как начался. Маша стояла в кольцах камней, разбросанных по траве, и щурилась от ослепительного блеска. Над ней сверкали три огромные капли воды. Жёлтая, белая и чёрная.
– Исток, – прошептала Маша.
– Итак, ты дошла, Мария Звонова, – обратился к ней старик. Он весь состоял из переплетений света, исходившего от трёх дрожащих капель, и больше не был Костей. Худое лицо обрамляли ровные гладкие волосы, не седые, тёмно-серые, напоминающие цветом карандашный грифель. Над тонкими губами нависал орлиный нос, вдоль лба шли три глубокие морщины, – перед тобой воды Истока, я их Страж. Имя мне Лабрис.
Маша облегчённо вздохнула. Она подумала, что сейчас из глаз точно польются слёзы. Душа опустела, Маша покачнулась, села на траву. Глаза остались сухими.
– Я есть лабиринт, – Страж опирался на посох. Бледно-голубые глаза отражали переливы вод, несмотря на то что он стоял к ним спиной, – его камни и стены, его души. Надежды и чаяния, что вносили и оставляли в нём. Я те, кто заплутал, и те, кто вышел на волю. Я начало и конец лабиринта, начало и конец Перепутья, я вышел из вод Истока и войду в них, когда на Перепутье не останется никого. Я наблюдатель, Мария Звонова.
– Вы похожи на Лодочника, – всё, что Маша смогла выдавить из себя.
В отличие от Лодочника внешность Лабриса не менялась.
– В каком-то смысле мы с ним одно и то же, – не стал отрицать Страж. – Он та часть меня, что идёт по кругу. Я часть его, что вечно стоит на одном месте.
– Вы мне поможете? Я ищу брата. И Егор опять потерялся. Я обидела его, он остался в лабиринте. – Маша опустила голову почти до травы, влажной от пара, который исходил от вод Истока. Кеды промокли, Маша разглядывала грязную подошву. Она оставила Егора в лабиринте, которого больше нет. Лабиринт разрушился, а Егор так и не вышел.
– Мальчик, которого ты зовёшь Егором, пока в лабиринте. – Лабрис перенёс вес тела на посох, ему было тяжело стоять. Посох был украшен узором из капель, под рукой Стража виднелась перевязь – серебряная верёвка, заплетённая косицей. – Он выполнит то, от чего отказалась ты, и, возможно, это ему поможет.
– От чего я отказалась? – спросила Маша, не поднимая взгляда.
– Помочь жестокосердному, – ответил Страж. – Лабиринт – последнее пристанище ему подобных. Он займёт своё место и получит свободу. Обязательство перед тобой он исполнил. А ты перед ним…
– Нет, – закончила за Стража Маша.
– Не печалься, девочка. – Страж отошёл в сторону, и воды осветили Машу.
