Лабиринт не заканчивался, досада прибывала, Маша мрачнела и сильнее вдавливала пальцы в стену в надежде, что та поддастся и упадёт, открыв зелёную солнечную равнину и Исток.

– Оставь меня, – жаловался камень Егору.

– Ещё чуть-чуть, – пообещал Егор камню, – скоро дойдём.

Егор сам едва не плакал. Он слышал шёпот ведьмы, повторявший: «Предатель, предатель, предатель». Ведьме вторили желтоглазые тени. Они ждали его. Ведьма, чтобы наказать за непослушание. Тени, чтобы укрыть во мраке пещеры. Егор время от времени трогал уши, проверял, не превращаются ли в кроличьи. Человеческий облик скрипел и разваливался. По крайней мере, Егору так казалось. «Лучше бы я остался кроликом. Ни на что бы не надеялся, жил бы себе, ничего не подозревая, у ведьмы. Лучше бы» Он чуть не подумал: «Лучше бы я не встретил Машу», но остановился.

«А если Маша сейчас исчезнет? – пронзило его. – Я останусь один! Что я буду делать?»

«Вернёшься, – подсказал голос ведьмы. – Как все предатели. И даже если не вернёшься по собственной воле, когда девчонка узнает, кто ты, она откажется от тебя. И ты вернёшься, потому что некуда будет деваться. Не лучше ли прийти домой сейчас? Может быть, я прощу тебя».

Егор обернулся. Пройденная часть лабиринта невероятным образом выгнулась, стены расступились. Он увидел пологий склон, яблоневый сад, маленький домик с соломенной крышей. Жилище ведьмы. Она была рядом, стоило повернуть назад.

– Вот же… – Маша скрылась за поворотом, её расстроенный крик долетел до Егора. – Как же так? Не может быть!

Лабиринт оборвался. Маша с Егором стояли у змейки камней, раскиданных спиралью по зелёной траве. Сзади возвышалась арка гор. Впереди простиралась равнина.

– Где Исток? – требовательно спросила Маша у пространства.

– Мы вернулись к началу… – печально ответил Егор.

– Оставь меня, – попробовал дозваться ребят жестокосердный.

Но Маша уже вошла в петлю лабиринта. Стены вознеслись к небу. Лабиринт вился и вился и возвращал детей к исходной точке, превращаясь в цепочку камней и возводя стены за неуловимый миг. Маша погружалась в тягучее пение, Егор – в отчаяние. Камень молчал. Время тянулось, дети шли медленнее, почти не переговаривались. Егор останавливался перед поворотами, топтался на месте, открывал рот, чтобы позвать удаляющуюся Машу, но передумывал и догонял её, чтобы снова отстать. Маша сперва оборачивалась и ждала Егора, потом просто оглядывалась проверить, тут ли он, затем перестала даже оглядываться и шла, вдавливая кеды в мягкую траву. Впервые она ощутила ненависть к Перепутью, браслет перестал жечь, змейки ослабили хватку, сочувственно заблестели зелёными глазами. «Хоть что-то хорошее досталось, – подумала Маша о браслете, – честно завоёванное. Красивый! Подарю маме, – решила она и тут же передумала: – Ещё чего! Моё!»

Лабиринт в который раз превратился в спираль на земле. Маша подождала, пока Егор догонит её, и заявила:

– Ты отстаёшь. Мы что-то делаем не так. Ты иди направо, а я пойду налево. Попробуем разделиться.

– Не думаю, что это правильно, – упёрся Егор.

– Птица предупредила об испытании, но не говорила, что испытание одно на двоих. Я думаю, каждый должен пройти лабиринт сам. У тебя свой путь, у меня – свой. Кто первый найдёт выход, зовёт другого.

И как она раньше не додумалась! Костя – её брат, значит, и испытание для неё. Маша должна в одиночку доказать, что способна вернуть брата, нести за него ответственность. Она принесёт Костика домой и покажет маме и папе, что любит брата.

Егор чуть ногами не затопал. Им надо идти по лабиринту вместе! Они уже разлучались, и это привело Егора на ярмарку, где он превратился в игрушку. Егор вспомнил о лице, которое ему подарил енот-мимик. «Может, надеть его? Вдруг с Машиным лицом я получу и её смелость? Нет. Я превращусь в неё, и она испугается».

Пока Егор размышлял, Маша исчезла. Она вошла в лабиринт и повернула налево. Стены, выросшие вокруг неё, видела только Маша. Стены для Егора, оставшегося в компании камня, лабиринт возвёл, когда мальчик вздохнул и повернул в правый рукав поворота.

– Как думаешь, – с грустью поинтересовался Егор у жестокосердного, – мы когда-нибудь выберемся?

Егор имел в виду не лабиринт. С момента, как он превратился обратно в мальчика, Егор надеялся выбраться в настоящий мир, возможно, в то самое время, когда ему повстречалась ведьма. Он нашёл бы родителей.

– Оставь меня, – оживился камень.

– Даже ты хочешь, чтобы я оставил тебя в покое. – Егор опустил голову. – Наверное, ты прав, я всё усложняю. Надо было сразу отвести Машу, – он кивнул в ту сторону, где плутала девочка, – к ведьме. Она бы одним своим напором победила. Наверное… – повторил он. – И мы все были бы свободны. Я и мои братья и сёстры.

Егор сказал «братья и сёстры» как можно тише, чтобы камень не расслышал. Он никогда так не называл остальных детей ведьмы. Не считал их братьями или сёстрами, думал о них как о кроликах. Вот он был человеком, а остальные – лопоухие…

За своей болью сложно было разглядеть чужую.

– Оставь меня, – умоляюще твердил камень. Жестокосердный оттягивал руку. Как Маша таскала его столько времени? Камень намеревался выпасть в любой момент.

– Ты же останешься в лабиринте? – сказал Егор. – Никто из обитателей Перепутья к Истоку не пойдёт, тебя не подберут. Что ты будешь здесь делать один?

– Оставь меня, – нежно убеждал жестокосердный.

И Егор решил выполнить просьбу камня. Всё-таки жестокосердный не раз помогал Маше, спас её от незавидной участи навеки остаться в колодце и на ярмарке выручил. Камень считал, что пришло время расстаться, он больше не мог или не хотел им помогать. Скорее всего, боялся, как боялся и сам Егор. Мальчик присел на корточки и собирался положить камень прямо на траву, но заметил, что у основания стены не хватает кусочка.

– Оставь меня, – возликовал камень. Жестокосердный подходил в углубление формой и размером.

Егор осторожно вложил камень в стену, тот сел как влитой. Стена зашаталась и осыпалась, покрыв Егора густой пылью, которую смахнул порыв ветра. Егор потёр глаза, прищурился. Рухнувшая стена открыла ослепительное сияние. Синее небо ширилось над головой. Под ногами блестела яркая трава. Егор увидел дорожку камней, среди которых разместился жестокосердный.

– Ты нашёл дом, – дошло до Егора, и навязчивые мысли отошли на второй план.

Узоры жестокосердного горели ровным светом. Камень подрагивал и повторял:

– Спас меня! Спас меня!

– Здесь твои друзья? Каждый, кто приходил к Истоку, нёс с собой жестокосердного? Помощника? И проходил лабиринт, отдав камень ему?

Егор задавал вопросы, но в ответах не нуждался. Из камня вырвался голубоватый дым. И оформился в очертания человека. Женщины.

Женщина сложила руки на груди, наклонилась к Егору, поцеловала его в лоб и, обратившись в дымку, поднялась к небу. Егор накрыл ладонью лоб, место поцелуя хранило тепло.

– Вот ты, оказывается, какая, – сказал Егор камню, других слов он не подобрал. Камень теперь стал обычным камнем, немым и спокойным, узоры исчезли. И в этом было тоже какое-то освобождение.

– Добрых вам снов, – пожелал Егор и женщине, устремившейся к небу, и камню, занявшему место в лабиринте, и поднял взгляд к тому, что сверкало вдалеке.

Свет шёл не от солнца, ему не было места на Перепутье. Между синим небом и зелёной травой переливались три огромные капли воды: чёрная, белая и жёлтая. Возле чёрной капли стояла Маша, рядом с ней возвышался незнакомец. Егор побежал к ним со всех ног, забыв про усталость и тревогу. Всякий раз, как он видел Машу, в душе будто появлялся магнит, который тянул к девочке.

– Маша, мы выбрались! – он помахал ей.

Но Маша отступила назад, по её щекам текли слёзы.

– Не смей ко мне подходить, – отрывисто сказала она.

Маша сразу пожалела, что заставила Егора пойти в другую сторону. И тяжести камня в руке тоже не хватало. «Жестокосердные всех отталкивали и никому не хотели помогать, – на ум пришёл разговор с Вирь-авой. – Я превращаюсь в жестокосердную? Нет же. Они попали на Перепутье уже камнями. Они в своей жизни были злые, ни с кем не дружили, а я дружу почти со всем классом и списывать даю, когда просят, – рассудила она. – Или они сюда попали людьми?»

Маша проверила, стучит ли сердце в груди. Сердце стучало быстро-быстро. «Не каменею! Я же помогла Платону, и Нагай-птице, и Егору тоже». – «И он тебе помог, а ты оттолкнула его», – заспорил с ней внутренний тоненький голосок. «Лабиринт. Он виноват. Я запуталась». – «Тем более стоило идти вдвоём. Разве не так?» Маша