ворот, за которыми виднелись две одинаковые фигуры. Да неужели?

– Ну наконец-то, – завопил на всю улицу Зак. – Вернулась! Привет, рецидивистка!

Я лишилась дара речи. Родерик закашлялся.

– Что ты несешь? – Из-за столбика ворот показалась еще одна фигура. Алек.

– Брат хотел сказать, что все мы очень за тебя переживали, рады видеть, и еще больше рады, что справедливость восторжествовала, – сказал Зен, подпихивая в бок второго близнеца.

– Ну, да. – фыркнул тот. – Я и говорю – рецидивистка.

– Кажется, он хотел сказать «амнистированная», – почесал в затылке Алек.

Родерик снова закашлялся и пояснил:

– Амнистия – это освобождение от наказания тех, кто совершил преступление. Лианор отпустили с формулировкой «за отсутствие состава преступления». А «рецидивист» – это…

Алек застонал, возводя глаза к небу.

– До чего же ты редкостный зануда, даже странно, что боевой заканчивал. – проворчал Зен. – В любом случае, возвращение бойцового котенка надо отпраздновать, и мы уже сгоняли в ближайший трактир…

– Нет! – не сговариваясь, сказали одновременно я, Алек и Родерик.

– Я не пью, – извиняющимся тоном произнесла я. – Простите, парни.

– В другое время и в другом месте я бы сказал, что тебе нужно научиться пить, чтобы вчерашнее не повторилось, – медленно произнес Алек. – Но сегодня мне кажется, что хватит с тебя новых впечатлений.

Я кивнула. Насчет «научиться пить» тоже надо будет поговорить с госпожой Кассией – если она согласится со мной говорить, я ведь уже не в приюте. А если нет…

– Лианор! – окликнула меня Оливия.

Я обернулась. Соседка бежала по дорожки, подобрав юбки едва ли не до колен. Родерик изумленно присвистнул – я тоже оторопела, она всегда была ходячим воплощением достоинства, и чтобы настолько забыть о приличиях!

Оливия бросилась мне на шею.

– Я так волновалась! – Она заглянула мне в лицо. – Все хорошо? Отец рассказывал такие ужасы…

– Все хорошо, – улыбнулась я.

В самом деле, сейчас, среди друзей, все пережитое казалось лишь неприятностью. Конечно, вряд ли я это забуду, но и, уверена, являться в ночных кошмарах карцер мне не станет.

– Все хорошо благодаря вам. И извини, что подумала…

– Это ты извини, – перебила она меня. – Я побоялась, что, если дознаватель поймет, на чьей я стороне, сделает что-нибудь. Постарается вытрясти у тебя признание до того, как я успею поговорить с отцом.

Да уж, если бы меня сразу потащили в допросную, неизвестно, чего бы я там наговорила под плетями, а то и кнутом. Дралась я нередко, но не пороли меня никогда: госпожа Кассия считала физические наказания неприемлемыми и барон был с ней согласен.

– Идем! – Соседка подхватила меня под руку. – Тебе надо отдохнуть и прийти в себя. Жаль, ужин закончился, но я прихватила из дома кое-что…

– Я не голодна, спасибо.

При этих моих словах Алек помрачнел, но тут же снова улыбнулся.

– Но отдохнуть все равно надо. Тем более, что выходной заканчивается, а утреннюю физуху никто не отменял. Расходимся.

Разойтись, конечно же, сразу не получилось – половину пути мы прошли вместе. Если на меня и глазели, заметить мне это парни не дали, окружив нас кольцом. А я не стала специально выглядывать, кто и как на меня посмотрел. Правильно сказал Родерик – друзья не поверят сплетням, а до врагов мне и дела нет.

Наконец, парни отправились в одну сторону, мы с Оливией в другую. Теперь, когда широкие спины не закрывали мне обзор, стало видно, что на дорожках хватает любопытных глаз – казалось, половина университета выбралась на улицу на меня посмотреть. И когда только узнали, что я вернулась! Пришлось сделать вид, будто я так увлечена разговором с соседкой, что не замечаю ничего вокруг.

– Я вернула Корделии ее скелет, – сказала Оливия.

Я хихикнула, и подруга поспешно поправилась:

– То есть не ее, конечно, тот, что она принесла. И те рубахи, что она подарила. Извини, что распорядилась твоими вещами без тебя, но в подобных случаях… – Она покачала головой. – Честно говоря, я не припомню подобных случаев. Словом, разрывая дружеские и, тем более, романтические отношения принято возвращать все подарки, чтобы другая сторона не обвинила в корысти. Кроме увядших цветов и съеденных конфет, конечно.

Я фыркнула, представив, как могло бы выглядеть возвращение подаренных некогда цветов и съеденных конфет. В груди потеплело, когда я поняла, что Оливия так шутит, дабы приободрить меня.

– Ты все правильно сделала. – Я снова обняла ее. – Спасибо. Я бы наверняка швырнула те рубахи ей в лицо, и был бы еще один скандал. А так, глядишь, успокоюсь и смогу делать вид, что ее не замечаю.

Хорошо, что сегодня ужин уже прошел. А завтра будет новый день, в котором у меня, возможно, прибавится самообладания.

– «Скандал»… – Оливия покачала головой. – Скандал все равно разразится, и не надейся. Собственно, он уже разразился. Когда стало известно, что это Корделия подговорила Бенедикта…

– Кто бы сомневался, что это она. У него самого на такое ума бы не хватило, – буркнула я.

Оливия очень странно на меня посмотрела, но ничего не ответила. Она молчала, пока мы поднимались по лестнице общежития, когда шли по коридору. И только когда за нами затворилась дверь, выстроила купол тишины, накрыв всю комнату, и сказала:

– Есть те, кто сомневается. Сама она утверждает, будто это Родерик все подстроил, чтобы отомстить ей за то, что она предпочла другого.

Я задохнулась от возмущения.

– Да она просто… Это она мстит, что Родерик… – я осеклась. Обычно девчонки делятся своими любовными секретами, но я не хотела говорить о нем ни с кем. Моя любовь к нему – только моя и не касается никого.

– За то, что он предпочел тебя ей? – прямо спросила Оливия.

– Он говорит, что расстался с ней еще весной, до того, как узнал…

Оливия надолго замолчала.

– Знаешь, вдовствующая императрица говорит, что ее девиз: «Не оправдывайся и не жалуйся», – сказала она, наконец.

– Ты с ней знакома? – оторопела я.

– Несколько раз она удостоила меня беседы, – кивнула Оливия со спокойным достоинством. – Мне кажется, тебе бы очень подошло это правило. Не жаловаться ты умеешь. Осталось научиться не оправдываться.

– К чему ты это?

– Когда люди начинают оправдываться, они часто говорят лишнее. Как ты утром, начав оправдываться перед дознавателем, дала ему возможность прицепиться к словам и извратить их не в твою пользу.

Я помрачнела. Оливия пожала мое плечо, подбадривая.

– Я не обвиняю тебя и не говорю, что следовало бы вести себя по-другому – удивительно, что ты вообще смогла сохранить самообладание утром. И все же… Сейчас ты явно хотела бы оставить втайне то, что происходит между тобой и Родериком,