Признаться, мне было плевать на то, что там кто о некоем господине Пелино говорить станет. Как говорится: собаки лают — ветер носит. Но тут, не ко времени, припомнились мне рекомендации Владимира Александровича. А вдруг тот спросил бы после: как мне глянулся тобольский губернатор? Что прикажете отвечать? Что редкостная гнида и я в Тобольске даже из вагона выходить побрезговал? Как-то не комильфо…

По случаю, посетил знаменитые на всю Сибирь верфи. До того момента, как датчанин Магнус неподалеку от Томска первый свой пароход на воду спустил, здесь, в Тобольске чуть ли не два из трех речных тягачей строили. Теперь-то, понятное дело, пальма первенства Томску отошла, но это не означало полное закрытие Тобольских верфей. Пароходов Обь-Иртышскому речному бассейну требовалось все больше и больше. С тех пор, как государственных крестьян Алтая раскрепостили, и перестали дергать на всяческие, связанные с процессом выплавления серебра, работы, те просто завалили Сибирь дешевым зерном. Государь не поскупился. На каждого взрослого крестьянина мужского пола, при освобождении, было выделено по двадцать десятин плодородной земли. А это даже по сибирским меркам — вполне прилично.

Да, признаться, тут неосвоенных земель столько, что можно было в и в два раза больше выделить, а все одно в пять раз больше ничейной бы осталось. Это во-первых. А во-вторых, некому здесь землю измерять. Землемер хорошо если при губернском правлении присутствует. Один. А про уездные городки и говорить нечего. Каждый сам, чуть не шагами измеряет, и в присутствие докладывает. Карт достоверных тоже чуть. С ними тоже сверяться — только самого себя обманывать. Дикий край, многие сотни лет так и не колонизированный. Вдоль тракта… а теперь и железной дороги, цивилизация еще худо-бедно как-то теплится. А шагни десяток верст в сторону, и все. Тайга, или степь, где медведь — прокурор, а волки — урядники. Можно месяц ехать, и так ни единой живой души не вст

ретить. Туземные, инородческие племена, тоже к цивилизации не больно-то тянутся. И с пришельцами общаться не стремятся. Можно в сотне саженей от их деревни пройти, и не заметить. А они тебя будут видеть, но на вид не покажутся. Ибо ничего доброго от бледнолицего пришельца не ждут. Вот так вот.

По присутствовал на паре приемов. Оба, что характерно, в мою честь. Мне представляли каких-то людей. Говорили даже — кто это и за что тот удостоился чести предстать пред моими очами. Я не запоминал. Фамилии только, по привычке, слушал. Но раз ничего не откликнулось, значит и след в истории эти люди оставили такой, незначительный.

Не пытался объяснять кому бы то ни было суть налоговой реформы. Не делился новостью о реформе зерноторговли. Старался вообще меньше говорить, и больше слушать. Решил, что лучше пусть этот стукачь четвертого ранга по Табелю отпишет князю Владимиру, будто я редкостный бирюк и молчун, чем прицепится к какому-нибудь неудачно подвернувшемуся слову, и раздует донос на пустом месте. Я и без того, этой своей выходкой с путешествием в одном купе со стариком слугой, чуть не социалистом в их глазах выгляжу.

Попробовал отговориться. Заявил, с надменной рожей, что таков мой каприз, и я, дескать, не обязан о том перед кем-либо отчитываться. Но, чую, не поверили. Все-таки, одно дело старого, заслуженного слугу к столу своему пустить. А после обратно, в третий класс выпроводить. О таких «благодетелях» и в столичных салонах говорят. Мол, прост этот господин. Вон, со слугами за одним столом не брезгует. Но не недели же напролет в тесном загоне паровозного вагона! Все дни напролет, постоянно, видеть эту плебейскую морду. Ощущать его запах… Ужас! Изощренная пытка!

А вот конвой мой приняли весьма благожелательно. В их понимании вице-канцлер империи и должен путешествовать с серьезной охраной. Тем более по столь диким, почти не обжитым местностям.

В общем, сбежал я из Тобольска. Как только приличия позволили мне покинуть прощальный прием, вернулся в гостиницу — тоже, кстати, мой каприз — и велел собирать вещи. Следующим же утром уже был на вокзале. Талонов в сторону Томска в продаже не имелось, но на то мне и надобен административный ресурс, чтоб им пользоваться. Стребовал от начальника станции использовать бронь — специально оставляемые в вагонах несколько мест, на случай экстренной надобности. Купе полностью заполучить не удалось, но я и тому был рад. Лишь бы Пелино не выдумал еще какой-нибудь надобности, чтоб меня в своем городе задержать.

Потом уже, эта непредвиденная задержка в пути воспринималась скорее курьезом, чем неприятностью. Тайна же: по какой — такой острой необходимости Тобольский губернатор ссадил меня с поезда, так мне и не открылась. Видимо, решал Георгий Петрович какие-то свои задачки, меня в подробности не посвятив.

Сибирь катилась мимо вагонных окон. И чем дальше от Тобольска я был, чем ближе к Томску, тем больше на сердце росло что-то странное. Некая комбинация опаски — а вдруг не найду на Родине того, что с такими муками там создавал? — и ликования. Домой-домой-домой — стучали колеса вагона по стыкам рельс. Встречай Томск своего блудного сына!

За несколько часов до прибытия уже места себе не находил. Не мог сидеть, просто. Если бы в моих скромных силах было подтолкнуть, ускорить, натужно пыхтящий паровоз, ей-богу, выскочил бы толкать.

Жаль, нельзя было смотреть вперед. Только вбок, а с такого ракурса совершенно не разглядеть было фермы экспериментального, по большей части собранного из ажурных металлических ферм моста через Томь. И как на зло никаких поворотов на пути не предвиделось, чтоб глянуть хоть одним глазком, хоть искоса. Пообещал себе непременно съездить к мосту, все хорошенько разглядеть. А то и фотографа пригласить, чтоб запечатлел меня на фоне этого инженерного чуда. Все-таки, хоть и не я выдумал, не я расчеты делал, и чертежи чертил, но тоже, в какой-то мере, принимал участие. Поддержал начинание. Унял скептиков, пообещав творению большое будущее.

Нет, мосты из металла и прежде строили. Небольшие. Напоказ. Все-таки это удовольствие не из дешевых. Да, оно позволяет увеличить длину пролета между быками — опорами, и тем существенно ускорить возведение. Но стоимость изделий из железа ныне такова, что время это сэкономленное это чуть не буквально злотым делается.

Состав взобрался, наконец, на высокую насыпь, и вполз на открытую всем ветрам