— Будем думать, — сказал я. — А сейчас, прошу меня простить — я к Якову Наумовичу по небольшому делу…

Мы попрощались, и я отправился в распоряжение Якова Наумовича. Тот, по обыкновению своему, был грустен и настроен на философский лад.

— Это ваше… — сказал о, указывая на пухлый конверт, прикрытый газетой.

— А это вам, Яков Наумович. — Я передал старику газетный сверток. — Только отчего такая цена? В прошлый раз договаривались по девять пятьдесят…

— Ему не нравится моя цена, — скорбно сказал Яков Наумович. — А вы, молодой человек, походите по базару, повыбирайте… Сейчас на этот товар очень много желающих.

— Все понял, — сказал я. — По базару ходить не буду, как только появится еще — сразу звоните мне, хорошо?

— Хорошо, — ответил Яков Наумович.

Я спрятал в портфель конверт, содержимое которого тянуло лет на десять лишения свободы, и убежал по делам, которых было невпроворот.

Глава 12

Со Светланой Романовной, директором конфетной фабрики, мы с Валериком встретились вечером в ресторане «София». Деньги — сто тысяч рублей — Светлана Романовна получила с равнодушием настоящей миллионерши.

— Спасибо, ребята, — с милой улыбкой сказала она.

— Спасибо вам… — сказал я.

— Может присядете? Сегодня, говорят, рыба удалась… Приличной рыбы в городе больше нигде и не готовят… — Светлана Романовна делано вздохнула.

— К сожалению, должны ехать, — ответил я.

Светлана Романовна не стала настаивать. Она еще раз поблагодарила нас за хорошую сделку, и мы отправились по домам.

— Серьезная тетка, — с уважением сказал Валерик уже в машине. — Видал? На сто штук не взглянула даже. Сколько же у нее всего?

— Много, — сказал я. — А будет еще больше.

— А у нас? — Валерик бросил на меня испытывающий взгляд.

— За дорогой смотри. У нас тоже будет больше, если все нормально пойдет…

— А вообще, сколько бы ты хотел денег? — спросил Валерик задумчиво.

— На этом этапе? Если получится сделать по лимону на брата, то и хорошо, будем считать, что не зря время теряем.

— Ну, первый лимон уже на горизонте виднеется, — сказал Валерик. — Получается, что все реально… Реально миллионерами будем, как Корейко из «Золотого теленка»… Рассказал бы кто пару лет назад — долго бы смеялся…

— Валера, — сказал я устало. — Вообще-то, речь не о рублях.

— О долларах, что ли? — изумился Валерик. — Это же по нынешнему курсу — тридцать лимонов! Ты гонишь, в натуре, Леха? Таких денег не бывает.

— Ты же сам говоришь, — сказал я, — что пару лет назад не поверил бы тому, что у нас за одну сделку сто пятьдесят штук получается. Мы тогда, сам знаешь, часы и сигареты перепродавали… А представь, что будет через пару лет.

— Нет, — сказал Валерик с сомнением в голосе. — Не представляю… Ты лучше скажи, как будем поступать с Сашей Орловским?

— Пока никак не будем, — сказал я. — Саша хочет нас кинуть, но мы знаем, что он хочет нас кинуть. А вот он не знает, что мы знаем, что он хочет нас кинуть…

— Хренотень какая-то, — ответил Валерик. — Знает — не знает… дать ему по рогам, вот и весь разговор.

— По рогам дать всегда успеем, — сказал я. — Только теперь нужно нового поставщика на компьютеры искать. С Юркой непонятно теперь, как дальше дела делать.

— Найдем, — оптимистично сказал Валерик. — Были бы бабки… сейчас много кто компьютеры привозит, так что…

— Не все так просто, — вздохнул я. — Нужен нормальный товар по адекватной цене, чтобы не кинули, не впарили брак, не навели бандитов… Короче, жизнь немного усложняется.

У себя в квартире я включил телек. Программа «Время». Михаил Сергеевич выступает — со вкусом, с удовольствием, наслаждается процессом произнесения слов. Рядом с ним скучает Николай Иванович Рыжков, а в полупустом зале — какие-то мрачные люди. Михаил Сергеевич их сердечно поздравляет с чем-то. Мрачные люди принужденно слушают. Потом — интервью с какими-то рабочими. Тема — хозрасчет. Рабочие не чувствуют хозрасчет. Жалуются, что хозрасчет им спустили сверху. Конечно, не чувствуют, подумал я. Зато его очень хорошо ощущает директор завода. Уже, небось, провел и «модернизацию производства», и какой-нибудь кооператив у него на заводе сидит — либо с параллельным производством, либо «услуги оказывает». Деньги обналичиваются, красивые двухэтажные дома строятся, «Волги», а то и иномарки покупаются… Рабочие сетуют, что раньше по пути с работы можно было купить все, а сейчас нельзя ничего. И очень хотят решения продовольственного вопроса.

Кавказская поэтесса недовольна тем, что мало внимания в СССР уделяется женскому вопросу. И декретный отпуск маленький, и в очередях по два-три часа стоять приходится ежедневно…

Я удивился. Давно не включал телевизор, и вот, оказывается, как сильно изменилась тональность выпусков программы «Время». Народ живо высказывается по поводу льгот партийно-административного аппарата. Конечно же, большинство считает, что никаких льгот не должно быть. Мы все равны, а льготы — зло и разврат. Молчанов рассказывает о рождении «советского парламента». На площади Тяньаньмэнь уже сидят студенты. Я знаю, чем все дело закончится, но… Но сделать ничего не могу. Ни-че-го! Зато в Москве — «Пинк Флойд»! И концерт освещает программа «Время»! И признает значительны вклад «Пинк Флойд» в развитии музыкальной культуры! И ругает — не «Пинк Флойд», нет! Программа «Время» ругает тех наших писателей, которые называют «Пинк Флойд» идеологическим наркотиком, подброшенным нам с Запада! Надо же, думаю я сонно… И еще одна скверная особенность есть у советских телевизоров — это полное отсутствие пультов дистанционного управления. Озадаченный увиденным и уже засыпающий советский человек должен обязательно подняться, подойти к телевизору и нажать на кнопку… Либо слушать душераздирающий писк.

Разбудил меня телефонный звонок. По пути к телефону я мельком взглянул на будильник — половина восьмого. Кому там не спится, спрашивается⁈

— Алло… — сонно сказал я.

— Доброе утро, Алексей Владимирович! — раздался голос Петра Петровича. — Простите за ранний звонок, но дело не терпит отлагательств.

— Я слушаю, — сказал я.

Да уж, началось в колхозе утро.

— Если вас не очень затруднит, через полчаса подъезжайте на улицу Титова к магазину «Мебель», знаете?

— Знаю, — сказал