Шрифт:
Закладка:
Дэвид: Оказывается, их было очень много. [Смеется.] Это был успешный сезон, и люди действительно заинтересовались сериалом, хотя местами он был грустным. Я помню серию, кажется «Девочка “Д”», когда Винни сидел в ванной на унитазе и плакал.
Стив: Да, это было грустно, очень грустно.
Дэвид: И по-настоящему.
Майкл: А также убийство главного героя. В сериале была заложена идея, что основные персонажи умирают в самом его начале. Эта грандиозная вещь действительно нарушила многие правила и стала хорошим способом сохранить напряжение.
Были ли некоторые стилистические элементы сериала частью вашего взгляда из прошлого? Например, сны или сцена полета фантазии Ральфи, когда он начинает произносить строчки из Sympathy for the Devil / «Симпатии к дьяволу»[51]. Или они возникли импульсивно? Другой пример – использование музыки для достижения определенного эффекта, которое вы применяли, было тем приемом, который вы всегда хотели применить в сериале?
Дэвид: Да, я давно придумал подобные моменты. Когда мы снимали сериал, я забыл, как вести себя с руководством канала, и мы попросили $ 50 000 за музыку к одной серии. Нам ответили: «Зачем она вам нужна в сериале о мафии?» Я сказал, что просто так хочу, мы будем ее использовать, она нам понадобится. Оказалось, что я был прав. Были ли у меня еще какие-то планы, какие я хотел бы воплотить? Ну, я уже говорил, что мне нравится, когда темп сериала разный и не все в нем связано воедино.
Майкл: Это была важная вещь, абсолютно новая для телевидения, – отсутствие завершенности. Например, «Служащий месяца», «Бесплодная сосна» и, конечно, концовка, где зрители ожидали определенного финала, но не получили его. Ваша идея заключалась в том, что жизнь не банальная штука, верно?
Дэвид: Ну да. Я так и думал, но на самом деле просто решил: «Это лучшая история. Она действительно интересная, и у нее есть конец – но вам он не понравится». [Смеется.] Если говорить обо всем, что вы упомянули.
Майкл: Меня все время спрашивают о концовке сериала, и я всегда говорю: «Нет такого знака препинания, нет такого финала, который сделал бы всех счастливыми». В любом случае, что это могло быть? Тони убьют? Тони всех убьет? Нет ничего, что удовлетворило бы каждого.
Дэвид: Я начал думать об этом так: вы не хотите снимать «преступление, оставшееся без наказания», потому что грех предполагает возмездие. Вы не хотите снимать «преступление и наказание», потому что криминал есть криминал, все остальное неважно. Мне кажется, таким было большинство гангстерских фильмов до «Крестного отца». На самом деле, во всех картинах, начиная с «Крестного отца», в конце кто-то страдает. Это не значит, что персонажи умирают на ступенях собора, как Джимми Кэгни, но главный герой мучается, вот что я чувствую.
Стив: Я полагаю, что вопрос, который вам постоянно задают и на который, я уверен, вы устали отвечать, – вы когда-нибудь говорили, чем закончится сериал? Есть ли ответ?
Дэвид: Нет. Я вообще не должен говорить об этом. Потому что когда я что-то говорю, люди интерпретируют это по-своему и все начинается снова. Долгое время я был очень расстроен, потому что зрителей интересовал только финал, они не обсуждали остальную часть серии.
Майкл: Я начал воспринимать это как книгу. Когда книга написана, она заканчивается на последней странице. Все, больше читать нечего.
Дэвид: Это правда. Меня обвиняли – не знаю, правильное ли это слово – в том, что я слишком увлекаюсь европейским кино. Мне нравится куча европейских картин, но во многих из них действительно не было чего-то вроде «Ну, вот мы и дошли. Конец фильма». Там просто так не делают. Предполагается, что вы будете размышлять о том, что произошло, думать об этом.
Майкл: Мне кажется, зрители зациклились на том, что в последней сцене возникло напряжение, и люди задавались вопросом, к чему оно: Медоу пытается припарковаться, начинает звучать музыка, нарастает ощущение срочности – публика стремилась понять, что это значит.
Дэвид: О парковке я слышу постоянно, не знаю, почему. Я написал так не потому, что у меня были какие-то планы, будто это должно что-то означать. Я просто подумал, что у нас интересный фильм, мы переживаем, что Тони собираются застрелить, а Медоу не может толком припарковать машину. Или мы гадаем, что случится с Тони, а она занята парковкой машины. Это все, что я представлял, никакого скрытого смысла.
Майкл: И все знают, что это последняя сцена последней серии, так что вы знаете: что-то должно произойти, или ожидаете чего-то.
Дэвид: Все напряжены.
Майкл: Когда возникла идея песни Journey?
Дэвид: Мы ехали в фургоне во время подготовки к съемкам. Там был [художник-постановщик] Боб Шоу и вся банда, все сотрудники отдела, и у меня возникло три варианта песен, которые я рассматривал. Одна была Love and Happiness / «Любовь и счастье» Эла Грина. Какая была вторая – забыл. И я спросил людей в фургоне – это был первый раз, когда я так поступил: «Ну, что вы думаете? Вот выбираю из этих трех песен».
Третьей была Don't Stop Believin' / «Не прекращай верить», и все сказали: «О Господи, нет!» Песня вызвала реакцию. Я всегда считал ее своим постыдным удовольствием. Мне всегда нравилась эта песня, но другие считают ее… ну, не знаю, банальным дерьмом восьмидесятых.
Майкл: Другая замечательная песня в финале – песня Дилана It's Alright, Ma / «Все в порядке, мама». Эпизод был фантастическим, от Эй-Джея и новой подружки Рианнон, слушающих музыку в машине, до конца, когда тачка взрывается, – захватывает дух.
Дэвид: Какая шедевральная песня. Сейчас она еще более актуальна, чем тогда. Я просто не могу поверить Бобу Дилану. Я много думал о нем в последнее время. Мне нравилось снимать эту сцену, но я думал, что люди отвергнут ее, сказав: «Да ладно, ни у кого машина не загорается оттого, что ее припарковали в листьях». Но никто так никогда не говорил.
Стив: Дилан спел песню Дина Мартина Return to Me / «Вернись ко мне». Вы говорили с ним об этом или он сам вызвался?
Дэвид: Нет. Я никогда не говорил об этом с Диланом. Его менеджер Джефф Розен сказал, что Боб хочет исполнить песню для сериала. Я такой: «О боже!» Потом он сказал, что это будет песня Дина Мартина. Я
