Секунда, две, три… Звонкий и резкий, как хлопок хлыста, выстрел – и зелёный огонёк исчез. Красная ракета. В стороне засады одновременно загорелись тонкие лучи фонариков группы захвата. Два-три выстрела из пистолета и одновременный ответ со всех автоматных стволов. Стрельба закончилась быстро. С башни было видно, как несколько раз просигналил чей-то фонарик: «Возвращаемся» – и группа двинулась от края посадки вдоль открытого поля в сторону элеватора.

– Вовремя накрыли, – начал запыхавшийся Андрюха Гавриленко, – двоих прикончили. Трупы накрыли ветками и гранатки им за пазуху оставили. Завтра сам сниму утречком, когда из штаба приедут. Кстати, одного ваш снайпер ухайдокал с единственного выстрела.

– Разведчики? – коротко спросил Чалый.

– Миномётчики. Вот и трофей принесли.

На развёрнутой брезентовой накидке лежала конструкция длиной чуть меньше метра, с ремнём для переноски, состоящая из огневого ствола, рукоятки и небольшой опорной плиты. Рядом положили ящик с боеприпасом.

– Кто знает, что это такое и с чем этот фрукт едят?

– Я знаю, – отозвался знакомый голос Ромы Агээсника, – хобби такое у меня.

– Оружие собирать?

– Если бы я его собирал, то с собой на войну забрал бы. Кто же знал, что нас сюда с вёслами воевать пошлют…

– Объясни, что это за оружие, – чётко спросил начальник караула.

– Чешский лёгкий миномёт ANTOS калибра 60,7 мм. Дальность – до тысячи двухсот метров. Переносится одним бойцом и весит чуть больше пяти килограммов. Второй номер мины таскает. Сколько снарядов у них было?

– Шесть штук приготовили.

– Всех бы не убило, но шороху нам наделать могли.

– Ага, если бы ещё по газовой цистерне попали, – добавил Гавриленко. – Командир, она хоть пустая?

Тут Чалый впервые вспомнил про белую цистерну с подведёнными к ней трубами, стоящую на бетонных быках с тыльной стороны элеватора. Россияне про неё никаких инструкций не давали, и он решил, что они уже обезопасили себя в первые дни караула.

Воцарилась пауза, и Чалый даже в темноте почувствовал встревоженные взгляды бойцов.

– А ведь я и не знаю ничего. Россияне передавали без инструкций. Подумал, что они сами уже скачали. Это я лоханулся, мужики.

Тут же проверили давление и успокоились. Цистерна была пустая. Но стало и понятно, почему украинцам понадобилось рисковать жизнями двух диверсантов с маленьким пехотным миномётом. Они сочли, что цистерна находится под давлением и любая хорошая искра может превратить в пепел половину периметра со всеми бойцами в окопах и укрытиях. Боеприпасы, лежащие тут же, не заставили бы себя ждать. В общем, воронка диаметром с футбольное поле и глубиной метров на пять – всё, что могло остаться при всех иных обстоятельствах. Снова повезло? Пусть и так! Главное – что все свои живы…

Ближе к вечеру на элеватор приехал грузовичок с низкими бортами и привёз обещанную Фуражом «огневую поддержку» против танков: десять ящиков зажигательной смеси под известным названием «коктейль Молотова».

– Вот табе и противотанковое оружие, – с ухмылкой констатировал Гавр и добавил: – И шо он нам какой-нибудь средневековый пращемёт или катапульту не прислал? Эдак мы точно усе танки подожжём, и укропы побегуть пятки задрав!

– Они же дурни, Андрюха! – поддержал саркастически Кравчук-отец. – Непременно сначала подъедуть, встануть рядышком бочком и будут ждать, пока мы эти склянки поджигать станем и стараться добросить. Я её даже на десять метров не смогу кинуть. Какой же гребанутый эту хрень нам прислал?

– Подполковник российской армии Фураж, сто х…в ему в рот и якорь в жопу! – зло выругался Чалый и отправился разводить посты.

* * *

Утром приехала кухня во главе с толстым, необъятных размеров, поваром с грязнущими от копоти и пыли руками, который громогласно объявил, что гранатомётчики и противотанкисты ушли на Суворовку, которая в трёх километрах от объездной трассы вокруг миллионного Харькова. Там уже больше недели стояла неполная рота третьего батальона и потихоньку окапывалась вокруг села, одновременно ведя комендантскую службу. Доходили тревожные вести и оттуда, хотя панических настроений никто не сеял.

День за днём прошла очередная неделя. Противник больше не хулиганил, он уже просто наглел день ото дня. Дроны и прочая летающая нечисть чаще пытались подлететь к периметру, а рядом расположившийся расчёт ПВО еле успевал чистить небо. В сторону Ольховки, Суворовки, Горяновки раз в сутки проходила какая-нибудь техника с бойцами на броне и в кузовах грузовиков. Горячее питание отладили, хотя норма оставалась небольшой, что никак не способствовало сытности гречки, разбавленной в котле на сто литров десятью пол-литровыми банками тушёнки. Народ на глазах сбрасывал «гражданские» оплывшие бока и пивные брюшки, чего нельзя было сказать о тюленеобразном поваре с постоянным самогонно-чесночным амбре и торчащим из-под задранного нательного белья рыхлым мамоном.

Оборону укреплять не переставали, подтаскивая к уже вырытым окопам всякий строительный и металлический хлам, повсюду валявшийся внутри периметра. Несколько раз провели учебную тревогу и, к изумлению командиров, ни один из бойцов не показал своего равнодушия к тренировкам, выполняя поставленные задачи с усердием, достойным боевого применения.

И всё же холодные ночёвки на постах и в ангарах, беспрестанное чувство беспокойства, сопряжённое с задавленной в себе тихой паникой в предощущении непоправимого, начали сказываться на здоровье некоторых бойцов и командиров. Свистящий непрерывный кашель по ночам от спальных мест стал привычным явлением, хотя никто не выпрашивал час-другой, чтобы сходить в медсанчасть померить температуру и принять микстуру. Пневмония переносилась на ногах и даже без температуры. Так бывает. Редко, но бывает. Особенно такое встречается на войне, когда стресс включает дополнительные резервы иммунной системы человека. В один из дней даже бывалый сержант Чалый с двадцативосьмилетним стажем купания в ледяной воде вдруг начал резко терять голос, выговаривая слова с усилием, предварительно сглатывая некую образовавшуюся внутри горла опухоль. Было больно даже просто глотать слюну.

* * *

По рации объявили благодарность за ликвидацию диверсантов с чешским миномётом и дали команду готовить на отправку «ольховцев» во главе со старшим прапорщиком Андреем Гавриленко в посёлок Шестаково, что расположился на перекрёстке дорог на Старую Салтовку и Суворовку. Там уже три недели стоял стрелковый взвод музыкантов. Не музыкальный взвод, а именно подразделение, состоящее из самых настоящих профессиональных музыкантов, но без инструментов.

Волна мобилизации внезапно окатила не только простых работяг, вузовскую молодёжь, инженерную интеллигенцию, аппаратных разночинцев и колоритное маргинальное сообщество. Не обошла стороной она и большой симфонический оркестр Донецкой государственной филармонии, забрав на фронт весь цвет музыкального профессионального бомонда города и республики. Заслуженно-народные и признанно-заслуженные, лауреаты с дипломантами всевозможных музыкальных национальных