Шрифт:
Закладка:
– Выключи громкую связь.
– Сделал.
– Старший лейтенант Рыбаков говорит. Отключи этого Гошу, привяжи его к дереву, что ли. Сможешь?
– Нет проблем, командир.
– Вы где?
– Подходим к автомобилю. Там младший сержант полиции.
– Скрытно?
– Понятное дело. Сам младший сержант капот поднял, в двигателе возится.
– Ладно. Водилу не трогай, сдай Гошу ему под охрану, но сперва упакуй. Связывать не разучился?
– Никак нет. Помню еще ваши уроки.
– Хорошо. Возвращайтесь. В какую шахту был спущен подполковник?
– Номер четыре. Тоже на нижнем горизонте. С ним Вася-Василек. Зверь, а не человек. Я боюсь, как бы с товарищем подполковником чего не случилось. Ему и без того досталось. Есть у меня опасения, что Гоша голову человеку проломил. Со всего размаха бил дубиной, со всей пролетарской ненавистью.
– Понятно. Блокируй шахту сверху, я низом подойду. Не дай никому уйти. Гоша тебя не слышит?
– Никак нет. Он к машине с другой стороны подбирается, но выйдет к ней только после моей команды. Я ближе.
– Понятно. Удачи.
Майор Соловьев увидел, что старший лейтенант Рыбаков не зря тратил время на допрос Владимирова. Командир взвода быстрым шепотом отдал распоряжение. Его солдаты надвинули на глаза монокуляры и бегом устремились в галерею, где недавно оставили Вадика. Вскоре они вывели его оттуда, повалили на тот же письменный стол и связали точно так же, как до этого главаря банды.
Рыбаков тем временем выдвинул ящик письменного стола, вытащил оттуда листок бумаги и стал его рассматривать.
В это время начал предъявлять претензии Вадик, которого связывали солдаты. Мол, мне больно, очень неудобно.
– Объясните подоходчивее этому типу, что он мне мешает сосредоточиться. Растолкуйте ему, что делать этого не надо! – распорядился командир взвода.
Старший сержант коротко кивнул и основанием ладони крепко приложился к затылку Вадика. Он его не вырубил, но заставил понять ситуацию. Толстоватый высокий парень мигом уразумел, что шутки с ним шутить никто не собирается, красивая жизнь для него закончилась, и молча согласился слегка похудеть. Он замолчал, но долго еще обиженно сопел носом.
Рыбаков взял со стола фонарик, посветил им в листок, который держал в руке, потом шагнул к Владимирскому и потребовал от него каких-то объяснений. Тот торопливо, безропотно, даже как-то виновато что-то проговорил. При этом он явно опасался руки старшего лейтенанта, которая находилась рядом с его ухом, и слегка скосил глаза на нее.
После этого командир взвода спецназа вытащил из кармана еще один листок бумаги, быстро перенес на него какие-то обозначения, поднял голову, взглянул на своего солдата и распорядился:
– Сумкин, отдай свой монокуляр товарищу майору. Автомат передавать ты права не имеешь, но товарищ майор хорошо умеет бить руками и стульями. К тому же у него есть пистолет. Короче говоря, возвращайся к задержанным. Во внутреннем кармане Владимирского, в пиджаке, возьми мобильник, через дежурного свяжись с комбригом или с начальником штаба, доложи обстановку. Сообщи, что мы вынуждены раскрыться. Требуется провести несколько задержаний, в том числе в местной полиции и в прокуратуре. Пусть там этим сами менты занимаются. Есть же у них служба собственной безопасности или что-то типа этого. Точные данные передаст Толик Сумароков, а Владимирский только подтвердит их. Пусть к нам машины высылают и «Скорую помощь». Ситуацию можешь только в самых общих чертах обрисовывать. Я сам потом полную картину представлю. В цвете, даже на полотне. Слава! Ларионов!
– Я! – отозвался старший сержант.
– Объясни товарищу майору, как монокуляром пользоваться. Пусть он настроит его под свои глаза. – Отдав эти распоряжения, старший лейтенант резко развернулся.
Он ничуть не сомневался в том, что все будет выполнено неукоснительно, и быстро зашагал в темноту, в сторону, противоположную той, откуда появился вместе со своими солдатами. Там до сих пор урчал генератор.
Старший сержант Ларионов задержался, помог Алексею Валерьевичу напялить на голову монокуляр, объяснил способ его регулировки под свое индивидуальное зрение.
После этого они вдвоем устремились вдогонку за командиром взвода.
Старший лейтенант Рыбаков светил слабым фонариком Владимирского себе под ноги. Он почему-то не желал включать тактический фонарь под стволом своего автомата. Наверное, тот, по мнению командира взвода спецназа военной разведки, светил излишне сильно и далеко, мешал маскировке.
Поэтому майору Соловьеву и старшему сержанту, идущим за ним следом, было плохо видно, куда они ступают. Слабый луч, зажигаемый только иногда, высвечивал неяркое пятно только под ногами Рыбакова. Старший сержант каким-то образом умудрялся не спотыкаться. Видимо, он обладал прекрасным ночным зрением или умел как-то по-особому ставить ноги. А вот Алексей Валерьевич будто специально искал ногами камни, о которые можно было споткнуться. Монокуляр ночного видения при этом ему нисколько не помогал. В конце концов он все же умудрился упасть.
Только после этого старший лейтенант Рыбаков остановился, обернулся и подсказал ему:
– Вы, товарищ майор, на луч фонарика не смотрите. Тогда монокуляр будет все показывать, и под ногами вам все станет видно. Фонарик вас только ослепляет. Любой яркий свет монокуляру вреден. Но мы уже скоро придем к нужному месту, если верить карте Владимирского. Да и в моей личной тоже сомневаться не стоит. Не зря я два дня старался, составлял ее. Осталось совсем немного в темноте побродить. – Александр Алексеевич замолчал, выключил свой фонарь и надвинул на глаза монокуляр, до этого момента торчащий у него на лбу как настоящий рог единорога.
Кепка с кокардой висела на плече командира взвода, прижатая погоном с тремя маленькими звездочками и одним просветом.
– Так лучше будет видно, – проговорил старший лейтенант. – Да и нас без фонарика никто не заметит. Уже недалеко осталось. – Рыбаков умолк, развернулся и двинулся вперед.
Шагов через пятнадцать он свернул в какой-то боковой проход.
Майор Соколов убедился в том, что теперь, когда луч фонарика не мешал, монокуляр стал действительно показывать все значительно лучше. По крайней мере, стали видны камни под ногами, стоило только под ноги посмотреть.
Однако прибор не позволял рассмотреть, что делается по сторонам. Это было плохо. Любой злоумышленник предпочел бы спрятаться под стеной. Именно там темнота самая густая, почти кромешная.
Алексей Валерьевич хотел первым заметить злоумышленника, показать собственную полезность хотя бы таким образом. Поэтому по пути он часто посматривал по сторонам и быстро убедился в том, что степень темноты на прибор не сильно влияла. Изображение в монокуляре, естественно, менялось, но к этому легко было приноровиться.
В кромешной темноте
