Шрифт:
Закладка:
В начале 1973-го я устроился на авиазавод компании «Сессна». Мы с Полой были очень счастливы. Начали думать о покупке этого [съемного] дома и о детях. Мы оба помогали в Лютеранской церкви Христа. То были прекрасные дни для нас обоих.
Но в «Сессне» я проработал всего девять месяцев, а потом настал экономический кризис. В октябре меня уволили. Весь мой мир рухнул. Я перешел на Темную сторону».
4. Период упадка
Я не знаю, в какой момент проснется монстр у меня в голове. Но он там навсегда… Общество должно быть благодарно, что у людей вроде меня есть способы выпускать пар, мечтая о какой-нибудь жертве, под пытками, в моей власти.
«Мозг у меня горит», – писал Рейдер в дневнике после убийства Отеро. Ему казалось, что его голову сдавливает, словно в тисках. Ничего подобного он не читал в историях о серийных убийцах. Никто не упоминал о таких ощущениях после преступления!
Боясь обнаружения и ареста, он сжег или выбросил вещи, которые могли связать его с Отеро (за исключением испачканной кровью армейской парки), но постепенно стало ясно, что никто за ним не придет. «Пятнышки крови на парке были практически незаметны; я всегда мог сказать, что они остались у меня после охоты.
Я начал вырезать и складывать газетные статьи про Отеро и завел первую папку у себя в Тайнике – использовал одну из тех разноцветных, для диплома, с тремя отверстиями. Я вырезал статьи и складывал туда. Я хранил папку в пристроенном сарайчике, куда жена никогда не заходила. Я слушал и смотрел все про убийство по радио и ТВ. Я точно знал, что с этих пор тот район [Эджмур] для меня закрыт, там можно разве что случайно проехать на машине. Кажется, к февралю или марту охота снова началась. Мне нравилось выслеживать добычу, днем или ночью. Мне легко было немного задержаться после лекций, чтобы побродить или поездить по ближайшим кварталам.
Университет служил мне отличным прикрытием. Я говорил, что занимаюсь в библиотеке, а сам высматривал новую жертву».
Прошло несколько недель, прежде чем Рейдер нанес следующий удар. Затруднения в «нормальной жизни» лишили его покоя. Убийство Отеро прошло успешно, и он хотел снова испытать тот прилив адреналина. Ничто в жизни не могло с этим сравниться. Он вышел на охоту.
«Я работал над многими проектами. Были разные люди в городе, за которыми я наблюдал. Я носил с собой нож с выкидным лезвием. Мой любимый был «Бак Хантер». Он достаточно большой и тяжелый, годится для вылазок на природу и рыбалки, и я носил его в кожаных ножнах. Позднее я купил ножи потоньше, в том числе «Эскейп». Оба были с кнопками. Я также носил с собой перочинный нож, даже по воскресеньям. Я брал его с собой в церковь; его легко можно было спрятать в кармане пиджака.
У меня было несколько мест, которые я любил проверять в поисках новой потенциальной добычи. Например, был проект «Розовый» на Першинг-стрит, возле 13-й и Оливер – дом розового цвета. Там жила молодая женщина с детьми. Мужчин я у нее не видел. Я рассматривал дом с заднего двора. Проект «Краска» – женщина, жившая в южной части 13-й улицы, возле поля для гольфа Макдональд. Ее муж управлял магазином красок возле госпиталя Святого Франциска, и она сидела дома одна по вечерам. Когда я следил за ней, она услышала шум и включила на улице свет, поэтому я убежал. Было еще несколько проектов на северо-востоке 13-й и Оливер и несколько на западе и северо-западе оттуда. Там проходила железнодорожная колея, используемая очень редко, и по ней можно было легко подобраться к домам сзади, так что тебя никто не заметит. Там у меня был проект «Задний двор». С ней я только начал планирование. Я выслеживал ее.
Как-то вечером после лекций я пошел по колее на юг 13-й улицы, проверил новый дом и немного изучил двор. Хозяева были дома. Я смотрел на них, стоя на заднем дворе. Потом я пошел обратно в сторону университета. На 13-й улице я увидел большую группу полицейских, проверяющих жилой квартал к юго-западу от железной дороги и 13-й улицы. Я решил, они ищут сталкера. Я пошел прямо на них, сквозь группу, как будто жил там. На выслеживание я никогда не брал с собой пистолетов, только нож таких размеров, какие разрешены законом, и если бы они меня остановили, то ничего бы не нашли. Я использовал оружие, только если собирался нанести удар. Останови они меня, я сказал бы, что пошел прогуляться, чтобы проветрить голову, что я студент университета и засиделся за работой в библиотеке.
В другой день, после лекций или в перерыве, я заметил Кэтрин Брайт – как она пришла домой с подружкой, может, с сестрой. Она стояла возле почтового ящика. Она соответствовала образу из моих фантазий, студентка, с обесцвеченными волосами, миниатюрная. Я увидел, как она входит в дом, и подумал: «Это хороший вариант».
Рейдер подглядывал в окна; он выяснил, что Брайт живет одна или, возможно, с соседкой, и у нее нет собаки. «У меня заколотилось сердце, и я понял, что определился с мишенью. С этого момента я сосредоточился на этом доме. Я проезжал мимо, чтобы быстро оглядеть двор и прилегающий квартал. Дом стоял немного особняком. На востоке там было двухэтажное здание, еще один дом сзади, автоматическая прачечная на западе и на севере оживленная улица.
Я не знал имени Кэтрин Брайт до тех пор, пока его не объявили в новостях, я называл ее «девушкой с обложки детектива» у себя в фантазиях. Ее спальня выходила на восток. Я собирался привязать ее к кровати, полуголую или голую. Потом я задушил бы ее руками или подушкой. Я хотел связать ей руки на груди и привязать к шее – как у модели из «Журнала настоящих детективов», который я листал. Я фантазировал о женщинах на обложках: у них в глазах был ужас, руки привязаны к шее, а сверху склоняется мужчина и грозит ножом.
В номере улицы и ее дома были тройки. После бойни у Отеро что-то внутри меня нашептывало: «Ты переступил черту и
