— Эдвин. Нет.

И оттолкнула его от себя, но он крепко прижал меня к холодной стене, возвышаясь надо мной. В который раз я поразилась его мощи, одновременно чувствуя себя беззащитной.

— Дорогая Вайолет. — Он снова придавил мои губы своими.

Я вспомнила вчерашнюю боль и свои ощущения. Мне совсем не хотелось повторения. Неважно, какие у меня чувства к нему. С силой отпихнула его от себя. Еле удержавшись на ногах, он попятился назад, в его глазах вспыхнул гнев.

В поисках выхода, я пробежала под его руками. Мне хотелось плакать.

— Мне так жаль. Я просто, я не могу…

Кулак Эдвина прошелся по челюсти. Вспыхнула боль. Потрясенная, я растянулась на полу, еще не осознав происходящее. Поползла по белым доскам, пытаясь разобраться. Вероятно, ошибка? Эдвин не мог причинить мне боль.

Я взглянула на него. Эдвин ласково наклонился и обнял меня. Ошеломленная, как и в прошлый раз, я, рыдая, цеплялась за него, как утопленник за спасительную веточку. Он гладил меня по спине.

— Милая, — ворковал его голос. — Вайолет, мой ангел. Прости, дорогая. Прости.

Он шептал, что сорвался от жары и неприятностей на работе. Он так ждал встречи со мной, а я его разочаровала. Когда мои рыдания утихли, Эдвин мягко поднял меня и подвел к дивану, усадил и осторожно расстегнул мое платье, нежно ведя разговор.

— Милая девочка, — сказал он, покрывая поцелуями мои обнаженные плечи. — Ты такая красивая.

Я дрожала. Лицо горело. Там, где я ударилась, упав на пол, тело ныло. Трясущимися руками, я прикоснулась к челюсти и поморщилась, чувствуя под пальцами опухоль. Эдвин был занят моими нижними юбками. Когда он оказался сверху, я снова зарыдала, отвернув лицо, чтобы он не видел. Даже после того, что он сделал, я не хотела огорчать его.

Когда все закончилось, Эдвин поцеловал мои слезы, повторил, как я много для него значу. В этот раз он не помогал мне одеваться. Я сидела растрепанная, с подтеками на лице, молча наблюдая, как он натягивал брюки и приглаживал свои волосы.

— Я хочу поехать в Лондон в конце недели, — сказал он, подбирая пиджак.

Моя опухшая щека не позволила улыбнуться.

— Ты будешь встречаться с мистером Милле? — спросила я высоким голосом, глотая слезы.

Неужели все страдания окупятся?

— Постараюсь, — сказал Эдвин. — Ты приготовишься?

В тот момент я подумала, что больше никогда в жизни не сяду за мольберт, но лишь кивнула в ответ.

— Хорошо. До завтра, милая Вайолет.

Я слышала его удаляющийся свист на лестнице, сидя на диване, все еще полуодетая, и недоумевала, что произошло. Это любовь? Это значит быть взрослой? И это цена, которую мне придется заплатить, чтобы стать художницей?

Когда солнце опустилось за море и в комнате стемнело, я, наконец, поднялась на ноги, застегнула кофточку. Было больно. Лицо распухло, ушибленное бедро задеревенело. Потихоньку я спустилась на кухню, где хозяйничала Мэйбел. На мгновенье она онемела от увиденного и тут же бросилась суетиться вокруг меня.

— О, мисс Вайолет, — девушка усадила меня на стул, — что случилось?

Видя ее участие, слезы вновь обожгли мне глаза.

— Поскользнулась, — солгала я. — Наверху.

Мэйбел внимательно посмотрела на меня, но вопросов больше не задавала.

— Вам нужно приложить что-нибудь холодное.

Она намочила тряпку в воде, сложила ее и прижала к моему горящему лицу.

Ледяная вода стекала по шее. Я прижала голову к груди Мэйбел, чувствуя себя в безопасности.

Девушка по-матерински погладила мои волосы, хотя мы были почти ровесницами.

— Ну, ну. Станет лучше через несколько дней.

— Как вы поскользнулись?

Я не заметила Филипса в углу кухни, чинящего дверцу шкафа.

— Не помню, — пролепетала я.

Филипс появился передо мной, и в какой-то момент я, вспомнив, как огромный Эдвин набросился на меня, отшатнулась и тут же пожалела об этом.

— Покажите мне.

Мэйбел убрала тряпку с моей щеки. Филипс вздрогнул.

— Должно быть больно, — сказал он. — Напоминает, как однажды в баре один парень перепил лишка и полез в драку.

— Поскользнулась, — упрямо повторила я, забрав тряпку у Мэйбел и положив ее себе на щеку.

Филипс мягким движением убрал локоны с моего лица, которые как обычно, падали на лицо, и несколько секунд рассматривал меня.

— Будьте осторожны, мисс Вайолет. Будьте осторожны.

После этого случая, я больше не сопротивлялась. Каждый день Эдвин приходил, я рисовала его. А потом, когда ему надоедало стоять или сидеть, он вставал, подходил к окну, разминая конечности, и я знала, что меня ждет.

Тогда я убирала карандаш или кисть и шла на диван. Расстегивала платье и снимала нижние юбки. Я стала носить меньше слоев одежды, чтобы быстрее заканчивать возню. При этом обнаружила способность подчинять себе разум, чтобы не видеть реальности. Я закрывала глаза и представляла, как стою в Королевской Академии и любуюсь своей картиной на стене. Оказалось, что я могу не замечать горячее дыхание Эдвина на щеке, его тяжелое тело и боль, когда он вонзался в меня.

После этого Эдвин, посвистывая, уходил. Я смотрела в окно ему вслед, пока он не исчезал из вида. Затем спускалась в уборную с тазом с водой и подмывала себя. Я ощущала своего рода мрачное утешение в этой очищающей рутине: я возвращала свою суть после того, как Эдвин забирал ее у меня.

Я совершенно одинока. Папа все еще был в отъезде, а Филипс, мой давний друг, отдалился от меня. Да и все равно я не смогла бы ему довериться. Слишком низко и вульгарно говорить о таких вещах. Огромная разница с теми разговорами о моих амбициях художницы или о его планах открыть собственную лавку или сад, что мы вели с ним!

В течение нескольких дней после того, как Эдвин ударил меня, я не выходила из дома. Деревня была небольшой, а местные жители любили посудачить. Но, в конце концов, спустя неделю, встала перед зеркалом и осмотрела себя.

Эдвин ударил меня в челюсть. В этом месте и на щеке все еще оставались желтые пятна. Но худшее уже позади, и я была уверена, что никто не заметит. В любом случае, если кто-то будет слишком любопытен, скажу, что упала и сменю тему.

После дождливого дня, когда я встретила Эдвина на пляже (о, как давно это было! когда я была еще ребенком!), лето закончилось и без боя перешло в осень. Я натянула шляпку, набросила на плечи шаль, чтобы защититься от прохлады, подняла подбородок и вышла из дома.

После вынужденного затворничества прогулка показалась праздником. Я шла по деревне, заглядывала в витрины магазинов. Остановилась, чтобы