Шрифт:
Закладка:
— Наверное, и задание наше знал?
— Знал. Я же всё знаю.
— Откуда, Кузьмич?
— От верблюда.
Врываемся в село. Третий дом — нахожу его. Это какой-то барак с выбитыми окнами и провалившейся крышей. Выбираю сторону, где можно встать незаметно.
— Кузьмич, готовься!
— Всегда готов!
Юрка Тракторист мастерски подводит танк вплотную к стене. Я даю команду заглушить мотор.
— Три минуты, — говорю я Кузьмичу.
— Уже бегу!
Он срывает шлемофон и, отдуваясь, лезет из танка. Тишина стоит такая плотная, что хоть её ножом режь. Я достаю карту, сверяюсь с ней, прикидываю, где бы я сам развернул артиллерийские установки.
Проходит уже минут пять. Я теряю терпение и ругаюсь, на чём свет стоит. Мне кажется, что я слышу канонаду; вслушиваюсь напряжённо. Вдруг по броне что-то бьёт. Я вздрагиваю. Ещё удар — и скрежет.
— Эй, командир! — Кузьмич заглядывает в открытый люк.
— Давай быстрей, скотина, — рычу я на него.
— Кто-нибудь, помогите мне!
Антон Шаламов помогает Кузьмичу затащить ящик. Не знал бы я, что там такое, точно бы решил, что это тушёнка.
— Танки сюда идут, — кричит мне Кузьмич. — Смываемся, пока не поздно!
Ухает близкий взрыв. Один из домов медленно и красиво рушится — осыпается внутрь себя.
— Заводи! — ору я.
Новенький «Майбах» ревёт. «Рысь» дёргается, тащит за собой барак, заваливает его. Шаламов около пушки уже готов стрелять, но не знает куда — пока ничего не видно.
Ещё взрыв — совсем рядом. Нас накрывает волной песка и камней. А я вдруг понимаю, что это лупят вражеские самоходки.
— Не стоять! — ору я. — Полный вперёд!
Мы петляем по селу, будто кот, которому скипидаром зад натёрли. Из-за каменного здания вымахивает «Тигр». Я почти в упор леплю ему в борт. «Тигру» это нипочём, он поворачивает башню в нашу сторону.
— А-а! — кричит Юрка Тракторист, пытаясь увести машину.
Шаламов готовит орудие к новому выстрелу.
«Тигр» вдруг вспыхивает. Мимо нас проносится «Леопард», и я угадываю, что это машина Димки Крылова. Приостановившись, «Леопард» со ста метров добивает охваченного пламенем «Тигра» — у того в стальной утробе рвётся боекомплект, и плоская, похожая на консервную банку башня приподнимается, наклоняется и сползает к гусеницам.
Я представляю, как ликует сейчас Димка. Я радуюсь вместе с ним. Но недолго — мощный взрыв рвёт «Леопарду» гусеницу. Крутанувшись на месте, танк встаёт. Вокруг него очень тесно начинают ложиться снаряды — теперь он лёгкая добыча для САУ.
— Связь! — ору я. — Давай связь!
Мы уходим из-под обстрела.
— Это «Рысь»! — кричу я, вдавливая в горло ларингофон. — «Серый», ответьте!
— Это «Серый». Слушаю, «Рысь».
— Даю ориентиры.
Мы вымахиваем на вершину холма, обозначенного на карте, как «высота 511». Отсюда я вижу позиции самоходной артиллерии. И вижу, как горит расстрелянный ими «Леопард».
— «Высота 490», — называю я точку. — Ориентиры: запад — одинокая сосна, восток — водонапорная башня.
— Понял, — говорит «Серый». — Спасибо «Рысь».
Я собираюсь ответить «Служу трудовому народу!», но тут в глазах у меня меркнет, а уши забивает звоном…
* * *— Зощенко! Эй, Зощенко!.. Зо-щен-ко!
Я открываю глаза.
— Горим?!
Нет, вроде бы, не горим, но от дыма першит в горле.
— Зощенко! — Кузьмич хватает меня за руку. Он перепуган — лицо белое, губы серые, глаза безумные. — Так не должно быть! Слышишь Зощенко?!
— Место! — кричу я ему, словно собаке. — Займи своё место, радист!
Я поправляю шлемофон. Перед глазами скачут радужные круги. Сколько я был без сознания?
— Потери есть?
Слышу Прохорова:
— Шаламов оглох. У него кровь из ушей. Отлёживается тут.
— Сам как?
— Нормально, ваше высокоблагродье.
— Танк цел?
— Башню, вроде бы, заклинило.
— А остальное?
— Пока не знаю, не успел проверить.
Танк рычит двигателем, вздрагивает.
— Вроде бы, в порядке, — докладывает Прохоров. — Из боя выходим?..
Я смотрю на Кузьмича. Он вжался в кресло заряжающего, уставился на меня дикими глазами, шепчет что-то.
— Шаламов совсем плох?
— Да, — откликается Прохоров.
Я припадаю к перископу — ничего не вижу. Открываю люк, встаю в полный рост. Мы всё ещё на высоте. Вокруг холма огонь — горит всё: дома, кусты, земля. В стелящемся дымном зареве ворочаются тяжёлые туши танков — будто киты плавают.
Я ныряю в башню.
— Кузьмич! Заряжать сможешь?
Он не понимает. Я бью его ладонью по лицу. Он вздрагивает, глаза его проясняются.
— Твоё место теперь здесь, — говорю я ему. — Заменишь Шаламова.
Он кивает.
— Прохоров, башню действительно заклинило, будешь сам наводить танк на цель.
— Ясно, ваше высокоблагродье.
— Идём в бой. Нашим нужна подмога.
Кузьмич скулит что-то. Я его не слушаю. Наклоняюсь к нему и говорю жёстко:
— Ты сам напросился. Хочешь жить? Заряжай!
* * *Мы врываемся в бой: скатываемся по склону холма и окунаемся в горячий хаос. Я по-прежнему командир, но сейчас от меня мало что зависит. Это Прохоров теперь царь и бог. Что мы можем противопоставить броне и огневой мощи гусеничных чудовищ? Только скорость и манёвренность. Прохоров отлично это понимает, и управляемая им «Рысь» словно танцует среди горящих руин раздавленного села.
— Осторожней, — бормочет Кузьмич. —
