Шрифт:
Закладка:
— Я ждала тебя, Джеймс Митчелл, — сказала она. — Я все думала, когда же ты вернешься.
Я открыл дверцу машины и вышел.
— Почему вы решили, что я вернусь?
— Ты винишь меня в смерти своей сестры.
Она сказала это просто, безразличным тоном.
Я уставился на нее: на обвисшие морщинистые складки щек, на сверхъяркий блеск слишком больших глаз, на знакомый грязный фартук, повязанный вокруг массивного живота.
— Вы правы, — сказал я. — Я действительно виню вас.
— Я сказала Марии, что только один из них выживет, — сказала миссис Кэффри. — Она меня поняла. Она хотела, чтобы это был ребенок.
Я остолбенел.
— Что это значит? — спросил я.
Даже для меня мой голос прозвучал жалко.
— Она спросила меня, что произойдет, и я поведала ей грядущее. Что ребенок умрет. Что он родится мертвым. Она спросила меня, могу ли я что-нибудь сделать, и я сказала ей, что ребенок может выжить, но тогда она умрет, — Миссис Кэффри шагнул ко мне, и я невольно попятился. — Она хотела, чтобы её ребенок выжил. Она была готова пойти на это. И она знала, что нужно было делать.
Я подумал о Марии, стоящей на нашем крыльце, с чемоданами в руках, с текущими по лицу слезами с тушью. Она плакала не потому, что отец ребенка ушёл. Она знала, что грядет. Она знала, что случится.
Мои кулаки сжались.
— И вы позволили ей это сделать?
Голос миссис Кэффри был таким же сильным, как и мой. Возможно, ещё и сильнее.
— Да, — сказала она.
Я рассмеялся, коротко, резко; презрительно.
— И теперь они оба мертвы. Вы убили их обоих.
— Нет, — сказала она.
Она направилась ко мне, и на этот раз я не отступил. Миссис Кэффри схватила меня за руку и приблизила своё лицо к моему. Я почувствовал незнакомые запахи в её дыхании.
— Отвези меня на кладбище, — сказала она. — Я тебе все покажу.
Будто снова став ребенком, я сел в машину и, повинуясь ей, открыл пассажирскую дверь, хотя и не хотел этого делать. Мы поехали на кладбище.
Она открыла дверь ещё до того, как машина полностью остановилась, и к тому времени, когда я вышел, она уже стояла над могилой Марии. Я быстро побежал к ней. Луны не было. Единственный свет исходил от уличного фонаря почти в половине квартала отсюда. Она опустилась на колени возле земляной насыпи, жестом приглашая меня последовать её примеру. Я упал на колени рядом с ней.
— Приложи ухо к земле, — сказала она.
Я прижался ухом к могиле.
— Слышишь что-нибудь?
Я не был уверен. Я слышал моё собственное прерывистое дыхание, стук моего сердца, кровь, пульсирующую в моих висках, я слышал странные внутренние звуки в теле ведьмы рядом со мной, но я не мог понять, слышу ли я…
Я услышал.
Мягкое царапанье из-под земли, тихий скребущий звук.
Я посмотрел на миссис Кэффри. Должно быть, шок отразился на моем лице.
— Ребенок, — сказала она.
Я встал.
— Кто..? — начал я, но мой мозг и рот, казалось, просто не могли сконнектиться дальше этого слова.
— Мария принимала лекарства, чтобы ребенок окреп, чтобы у него была сильная воля, чтобы он выжил.
Ведьма называла ребенка Марии "он", и я обратил внимание, что тоже использую по отношению к нему её слово.
— Но как он мог выжить? — спросил я. — У Марии едва стал появляться живот, когда она умерла. И она уже как два месяца лежит похороненная под землей.
Миссис Кэффри встала, отряхивая землю с рук. В полумраке уличного фонаря её лицо выглядело по-другому, какое-то более морщинистое, постаревшее.
— Он живет за счет тела своей матери.
— Но…
— Младенцы не получают кислород напрямую. Они берут его от своих матерей. И питательные вещёства, — она улыбнулась. Это было жуткое зрелище. — На костях Марии достаточно мяса, чтобы маленький ребенок мог прожить год, — она снова опустилась на колени и приложила ухо к земле. — Слушай! — сказала она, и впервые её голос был по-настоящему взволнован. — Подойди сюда!
Я приложил ухо к земле. Возможно, мне это померещилось, но такое чувство — могу поклясться, — я услышал сквозь потрескавшуюся, рыхлую землю плач младенца. Приглушенный, глубоко под землей, но отчетливый.
— Но ребенок не может нормально развиваться подобным образом, — сказал я, и в моем голосе явно промелькнул намек на панику.
— Нет, не может, — сказала миссис Кэффри. — Должны… произойти… некоторые изменения.
— Какого рода изменения?
— Это зависит от того, как долго длился период беременности, как долго жил ребенок, пока мать не умерла.
— Когда он должен родиться? — спросил я.
— ещё полтора месяца.
Мы оба встали.
— Не думаю, что хочу быть здесь, когда это произойдет, — сказал я.
— Да, — согласилась миссис Кэффри. — И я так не думаю.
Я отвез её домой.
На следующий день я закончил все свои дела с Ярдом, вернулся в Атланту и улетел домой. Как и планировали, мы с Дениз провели вместе следующие выходные.
Я ей так ничего и не рассказал.
Но мысленно вел счет дням. Полтора месяца спустя — в день икс, — я собирался позвонить миссис Кэффри. Даже узнал её номер в справочной, а затем набрал код города. Однако повесил трубку обратно на рычаг, так и не завершив вызов. Решил, что на самом деле не хочу ничего знать. Будет лучше ничего не знать. Сделать вид, что ничего не произошло.
Неделю спустя я получил конверт с почтовым штемпелем Рэндалла.
Я вынул конверт из кучи почты и спрятал его в кармане, а остальные счета и письма передал Дениз. В комнате для гостей я разорвал его.
На клочке грязной бумаги было нацарапано сообщение из пяти слов: Подумала, что тебе будет любопытно.
И фотография "Полароид".
Я уставился на фотографию. Она была не совсем правильно сфокусирована и было достаточно трудно разобрать детали, но присмотревшись более внимательно, на заднем плане вверху я увидел большую серую каменную плиту с вырезанными буквами: И ДИТЯ, а внизу половину могилы Марии.
На переднем плане виднелась рука миссис Кэффри, тянущаяся вниз, чтобы схватить крошечную когтистую ручку.
Перевод: Игорь Шестак
Тьма в августе
Я изучаю биографию Уильяма Фолкнера. Это будет научный взгляд на жизнь Фолкнера, и как она связана с его творчеством. Если кто-либо встречался с Фолкнером во время его поездки в Джорджию в 1927 году или знает кого-либо, кто встречался с Фолкнером, пожалуйста, свяжитесь с доктором Реджинальдом Харрисоном, Почтовый ящик 441 Нью-Йорк, Нью-Йорк, 10016.
— Сообщение, появившееся в разделе Воскресное Книжное Обозрение газеты "Атланта Таймс Геральд".
Bentley Little, "Darkness in August" 2021
