— Ты скорбишь о павших в боях с киданями, Цяо Фэн, — раздался от входа громкий и язвительный голос. — Так ли искренна твоя скорбь?

Все присутствующие обернулись на эту оскорбительную речь, и их глазам предстала странная группа. Возглавляли ее старейшины Клана Нищих — Ма Даюань и Цюань Гуаньцин. Рядом с ними стоял глубокий старик, седовласый и седобородый, с лицом, испещренным морщинами, точно сушеная слива. Одежда старца, и его сучковатый посох, были во всем подобны одеяниям и оружию старейшин Ма и Цюаня. Следом за тремя нищими в пиршественную залу вошел шаолиньский монах, также преклонных лет. Замыкала эту странную процессию пожилая чета — старец в затрепанной холщовой рубахе, неоднократно штопанной и латанной, опирался на кривую палку, и бережно поддерживал свою седую спутницу, одетую не менее скромно.

— Брат Ма, брат Цюань, — с легким удивлением глянул на них глава Клана Нищих. — Рад, что вы смогли присоединиться к нам. Вижу, вы привели с собой уважаемого старейшину Сюя, и… Мама? Папа? Вы тоже здесь?

— Здравствуй, Фэн-эр… то есть, глава Цяо, — смущенно ответил старец. — Нас пригласил господин Ма. Прошу, выслушай его, и… не злись, хорошо?

— Конечно, — еще растеряннее проговорил мужчина. — Друзья, познакомьтесь с моим отцом, Цяо Саньхуаем, и…

— Время для знакомств придет чуть позже, — без малейшего стеснения перебил его Ма Даюань. Мрачное торжество сияло в глазах старейшины, словно его давняя обида, наконец, разрешилась.

— Сначала, я должен открыть вам всем нечто важное, — заговорил он, громко и четко, не обратив никакого внимания на острый взгляд Цяо Фэна. — Четыре месяца назад, скончался мой старый друг и соратник, славный Ван Цзяньтун, известный как Бородатый Мечник. Все семь с половиной тысяч воинов моего клана почтили его память трауром и ночным бдением. Думаю, многие из вас помнят это, — он обвел взглядом пирующих, многие из которых согласно закивали. — Но никто не знает, что бывший глава перед смертью передал мне тайное завещание, и с ним — письмо, — он вынул из-за пазухи просто выглядящий конверт из плотной бумаги. — В письме этом, по словам Ван Цзяньтуна, содержалась тайна, касающаяся Цяо Фэна. Мой старый друг наказал мне: если новый глава сойдет с праведного пути, я должен передать письмо в Шаолинь, и испросить их помощи в очищении клана от дурного влияния, — он на мгновение перевел дух, крепко сжимая письмо в руках.

— Недавние события, и, в особенности, позорная дружба нашего главы с врагами клана, — вновь заговорил он, выплевывая слова с тяжелой ожесточенностью, — вынудили меня открыть завещание Бородатого Мечника, дабы доподлинно выяснить, что скрывает прошлое Цяо Фэна, и может ли наш клан доверять ему. Прочитанное мною ввергло меня в смятение, и пробудило в моем сердце многие сомнения, — продолжал он, все быстрее и взволнованнее. — Я отправился в Чжэнчжоу, к уважаемому старейшине Сюю, что как нельзя лучше знал покойного главу. Пожалуйста, брат Сюй, — кивнул он сморщенному старцу.

Старейшина Сюй

— Я, Сюй Чунсяо, давным-давно отошел от дел, — заговорил тот хриплым, дребезжащим голоском. — Всю свою жизнь я прожил без забот и стойких привязанностей. У меня нет ни детей, ни учеников, ни наследников, и ныне, я доживаю свои дни в мире и спокойствии. Никто не может назвать меня пристрастным, либо же чьим-то сторонником, но Клан Нищих, которому я отдал долгие годы службы, все еще дорог мне, и поэтому, я решил помочь братцу Даюаню в его деле. Письмо, что он показал мне, состоит из двух частей. Одна из них написана Ван Цзяньтуном, чей почерк мне знаком не хуже моего собственного, как и манера письма. Клянусь своим добрым именем: та часть послания, что подписана Бородатым Мечником — настоящая, — с серьезным видом промолвил он. — Она предназначена одному человеку, чье имя я не стану называть, но дружеские обращения к нему, что использовал брат Ван, говорят об их давнем знакомстве. Мне не было известно об этой дружбе, и, чтобы подтвердить истину написанного во второй части послания, мы с братцем Даюанем обратились к одному из упомянутых в нем. Прошу вас, наставник Чжигуан, поведайте присутствующим то, что рассказали нам ранее, — обратился он к монаху.

Монах Чжигуан

— Да восславится Будда, — с тяжелым вздохом протянул тот. — Много лет прошло со времени тех событий. Тяжкий, непростительный грех был тогда свершен мною, и моими соратниками — убийство невиновного. Как по мне, лучше бросить это письмо в огонь, и забыть о его существовании, — старейшина Ма вскинулся на эти слова, зло хмуря брови, и открыл было рот, собираясь высказать престарелому монаху нечто нелицеприятное. Сюй Чунсяо, поспешно положив Ма Даюаню руку на плечо, удержал его.

— Пожалуйста, наставник, не отказывайте нам, — уважительно заговорил отставной старейшина. — Будущее Клана Нищих зависит от ваших слов, и этого письма. Великая опасность может постигнуть все многие тысячи воинов моего клана. Ради них, мы с братцем Даюанем надеемся, что вы все же окажете нам услугу, и поведаете о том, что случилось в долине Луаньши в тот злосчастный день.

— Да восславится Будда, — промолвил старец с еще большей печалью, и, помолчав несколько мгновений, заговорил. — Письмо, что лежит в этом конверте — истинное, как и описанные в нем события. Около тридцати лет назад, многие секты и школы Срединной Равнины получили недобрую весть — сильный отряд воинов из империи Ляо задумал проникнуть в Сун, и напасть на Шаолинь, чтобы ограбить его хранилище знаний.

— Верно, эти кидани стремились помочь своему царству, — вмешался все еще недоумевающий Цяо Фэн. — Изучи воины Ляо те могущественные боевые искусства, что хранятся в Шаолине, и защитники Сун не смогли бы устоять перед их силой.

— Именно так, — закивал Чжигуан. — Именно так мы и думали тогда. В то время, я еще не был монахом. Не был я и сильным воином, но желал внести свою долю в защиту родины от чужеземных злодеев. Я присоединился к доблестным героям, что решили предотвратить этот план киданей. Лучшие мастера боевых искусств были среди них, а вел их славнейший и сильнейший, воин, которого уважали более всех других вольных странников. Скажите, господин Цяо, — неожиданно обратился он к главе