кострище, горел огонь, и там на земле лежала Том, без одежды, разостланная на земле, и над ней стоял человек, возя туда-сюда руками, и издавал звуки, как долго голодавшее животное, дорвавшееся наконец до еды. Руки его порхали над ней, будто он играл на пианино. Рядом с головой Тома в землю было воткнуто массивное мачете, и лицо Тома было повернуто ко мне. Глаза ее были полны слез, а рот завязан большим платком, а руки и ноги связаны веревками, а пока я смотрел, человек встал, и я увидел, что штаны у него спущены, и он держится за себя, и ходит перед огнем и глядит на Тома и орет:

— Я не хочу этого делать, это ты меня заставляешь! Ты понимаешь, что это ты виновата? Ты стала какая надо. Какая надо!

Голос был громким, но такого голоса я никогда раньше не слышал. В нем была вся сырость и тьма речного дна, и вся грязь оттуда, и все, что может еще там собраться.

Лица мужчины я рассмотреть не мог, но по его сложению, по отблеску огня на волосах я узнал сына мистера Нейшна, Урию.

Но тут он повернулся, и это был не Урия. Я его принял за Урию, потому что он был так же сложен, но ошибся.

Я вошел в туннель и сказал:

— Сесил?

Слово сорвалось у меня с губ, хотя я даже не собирался говорить. Сесил повернулся ко мне, и лицо его было совсем таким, как раньше, когда он подбрасывал Тома на колене, а за спиной у него взрывались фейерверки. То же самое расслабленное выражение, та же испарина на лбу.

Он выпустил свои органы, будто показывая их мне, будто он гордился ими, и я тоже должен разделить эту гордость.

— Ух ты черт! — сказал он все тем же хриплым и животным голосом. — Все не так. Я не хотел, чтобы надо было, чтобы это была Том. Но она созревала, Боже мой, прямо у меня на глазах. Каждый раз, как я ее видел, я себе говорил, нет, нельзя, нельзя гадить, где ешь, но она зрела, Боже ты мой, и я думал, я просто поеду к вам, гляну на нее, если выйдет, а там она лежала, и так легко было ее взять, и я знал, что сегодня ночью я должен. И ничего больше.

— Почему?

— Сынок, здесь не бывает «почему». Должен — и все. Я должен их всех. Я сказал себе, что не буду, но делаю. Делаю.

Он чуть двинулся ко мне.

Я поднял ружье.

— Ну, парень, — сказал он. — Ты же не хочешь меня убивать.

— Нет, сэр, хочу.

— Я ничего не могу поделать. Ты послушай. Я ее отпущу, и мы просто все забудем. Когда ты придешь домой, меня уже здесь не будет. У меня тут спрятана лодчонка, я спущусь по реке, а там сяду на поезд. Это я умею. Я смоюсь раньше, чем ты это будешь знать.

— А ты опал, — сказал я.

Его пиписка поникла.

Он глянул вниз.

— Так и есть. — Он натянул штаны и застегнул их, при этом продолжая говорить. — Послушай. Я не собирался причинять ей вреда. Я только хотел пальчик окунуть. Я уйду, и все будет хорошо.

— Ты уйдешь вниз по реке и сделаешь это снова, — сказал я. — Как ты пришел к нам по реке и сделал это у нас. Ты ведь не остановишься?

— Тут нечего сказать, Гарри. Иногда я собой не владею.

— Где твоя цепочка и монета, Сесил?

Он потрогал шею.

— Потерял.

— Та женщина, с отрубленной рукой — она за нее схватилась?

— Вроде так и было.

— Отойди влево, Сесил.

Он отошел влево, показал на мачете.

— Она меня схватила, я рубанул ее вот этим, и рука отвалилась. Проклятие! Я ее сюда притащил, она вырвалась, и я за ней погнался. И она меня схватила, она отбивалась. Я ей отхватил руку и бросил в реку. Ты можешь себе представить… А как ты узнал?

— Козлоног вылавливает из реки, что попадется, и вешает на хижину Моуза.

— Козлоног?

— Настоящий Козлоног — это ты.

— Какую-то ты чушь несешь, парень.

— Отойди на ту сторону.

Я хотел, чтобы он отошел от выхода с той стороны — того, в который вошли мы с Томом в ту ночь, когда нашли тело.

Сесил пошел налево от меня, я двинулся направо. Как будто мы кружили друг вокруг друга. Я оказался рядом с Томом и присел около нее, не отводя ствола ружья от Сесила.

— Я мог бы исчезнуть навсегда, — сказал Сесил. — Ты только отпусти меня.

Я протянул руку, нащупал узел на платке и развязал его.

— Убей его! — завопила Том. — Убей! Он в меня пальцами тыкал! Застрели его! Он меня вытащил через окно и тыкал в меня пальцами!

— Тише, Том! — сказал я ей. — Спокойнее.

— Развяжи меня! Дай мне ружье и я его застрелю!

— И это сюда ты притаскивал тех женщин, чтобы убить? — спросил я.

— Отличное место. Его уже оборудовали бродяги. Когда я выбирал женщину — ну, я с ними легко управляюсь. У меня лодка всегда была наготове, и можешь по реке попасть, куда хочешь. Железная дорога тоже недалеко. И поездов много — легко добраться куда угодно. Иногда я брал машину — знаешь чью? Миссис Канертон. Однажды она мне ее одолжила, и я спросил, не хочет ли