Шрифт:
Закладка:
И между тем, как, склонясь, остальные животные в землю
Смотрят, высокое дал он лицо человеку и прямо
В небо глядеть повелел, подымая к созвездиям очи...
Александр-воевода в воображаемом ореоле славы горделиво усмехался. Стены комнаты были узки для княжьих плеч, дворцовые потолки — низки для его монаршьего чела. Ему показалось, что спафарий умолк потому, что не мог ничего возразить на его мудрые слова об «укорачивании» бояр.
«Гордыня и безмерная роскошь, — думал между тем Милеску, — таковы два смертных греха, которые вознесли на песчаных фундаментах царства и царей, чтобы после мгновенно их сгубить, смешать с прахом. В тот самый час, когда родился Александр Македонский, грек Герострат, чтобы хоть чем-нибудь прославить свое имя, поджег храм Артемиды в Эфесе. Едва выросши из пеленок, Александр почувствовал уже, как тесно для него детское платье. И когда он, еще ребенком, укротил жеребца Буцефала, отец, царь Филипп, крикнул ему: «Ищи себе царство по силам, сын мой, Македония для тебя слишком мала!» Возвратившись из Греции, император Нерон повелел разрушить стены — ворота Рима, как ему показалось, были слишком узки для него и 888 венков, которые достались ему на состязаниях с поэтами и певцами на Олимпийских играх. Чтобы поразить воображение иноземных послов, византийский император Константин Великий приказал поставить по бокам его трона золотых львов, издававших грозное рычание при появлении гостей. А после трех земных поклонов, подняв снова глаза, посол с удивлением видел, что император и его престол уже не на обычном месте, а вознеслись под самые своды зала... Вот этого, верно, и не хватает нашему воеводе — такого подъемного трона!» — подумал спафарий.
— Эх, великий государь, добрый совет оставил нам Иисус Сирах: «Спасайся от греха, как от жала змеи, едва приблизишься, будешь им ужален», — сказал он господарю, все еще лелея в душе надежду, что сумеет повлиять на него, смягчить его нрав. — Как же уберечься нам от соблазнов, если не следовать славным примерам выдающихся мужей мира?
— Любое поучение лишь тогда что-нибудь да стоит, спафарий, когда приносит явную пользу. Воду пьют, дабы утолить жажду. Еду поглощают, чтобы унять голод. Есть ли в притчах твоей милости пример несомненной пользы, извлеченной кем-либо из чтения историй минувших времен? Можешь ли ты его привести?
Слова князя, поленившегося даже вынуть изо рта мундштук, прозвучали шепеляво и неясно. Милеску взглянул на него искоса.
«Какими успехами мог бы похвастать учитель Софроний Почацкий, — вздохнул он горько, — будь у него учеником его величество? Сколько ни рассказывал я ему с тех пор, как ни настаивал на ум, сколько ни толковал, ни показывал на пальцах, — до хрипа, до сухости в горле, — что из всего этого до него дошло? Как писал Софокл в трагедии «Эдип-царь»:
...Богов принудить
Никто не в силах против воли их...
Наверно, я тоже не в силах что-нибудь для него сделать». — И вдруг подумал: «А ведь Молдавия покоряется этому человеку, страшится его! А сам я? Что делал я, когда Дракон убивал Алеку Стырчу? Что со мной происходило тогда? Дрожал? Да нет, я просто оцепенел. И ужас мой, возможно, был еще больше, чем смертный ужас Стырчи!.. Господи-боже, что это мне приходит в голову? Недаром, верно, сказано в евангелии: «Униженный — да возвысится! Возвысившийся — да будет унижен!».
Николай выпил еще глоток. Жажда все не оставляла его. Воеводе ответил в тон:
— Могу, государь. Примеров не так уж мало... Но не об этом только речь. Речь идет о нашей потребности узнавать, исследовать, познавать все больше и глубже, омывая душу животворной водой познания, очищая ее и обогащая. Человек, наделенный пытливым умом, шагает по жизни с открытыми глазами; его чувства неизменно бодрствуют, и это его возвышает.... Что касается примеров, — изволь, государь, им нет числа. Как писал Цицерон, Лукулл, полководец Рима, не отличался особым искусством в воинских делах. И все-таки выступил против Митридата, царя Понта. Изучая историю прежних времен, он стал таким искусным командующим, что наголову разбил войска Митридата. Селим Первый, султан турецкий, прочитав сочинения Цезаря, покорил большую часть Азии и Африки. Птоломей Филадельф, царь Египта...
Александр-воевода зевнул — с наслаждением, протяжно.
— Все басни, басни... — пробормотал он. — Сказки!.. Мудрость, которой я следую, проста: пока сам не обожжешь пальцев, не узнаешь, что такое горящий уголь, не наберешься ума. Не понюхаешь цветка — не будешь знать, как он пахнет.
— И это достойно, государь. При том, однако: познать жемчужину дано ювелиру, а не кузнецу. Не разумеющий ценности алмаза, случается, может его затоптать...
— Ох, боярин Николай, гляжу на тебя порой и диву даюсь: на кой черт люди придумывают такую уйму загадок и присказок, зачем ломают головы над их разгадкой? Разве мало им для полного счастья доброго застолья, красивой и страстной женщины, веселой охоты на кабанов или косуль? По мне, философия более всего напоминает густой и дремучий лес с протоптанными в дебрях несчетными, запутанными тропинками, устеленными гнилой листвой. Среди них, может, есть также тропка, по которой можно выбраться на свет божий; остальные же неизменно заводят путника в трясины и пропасти, Где он, тот ловкач и храбрец, который может указать нам, какая из этих дорожек — единственно верная?
Милеску вернул трубку чубукчию, давая тем понять, что пора брать в руки карты. Глотнул воды из стакана. Стояла по-прежнему духота.
Возбуждение, овладевшее им, не имело ясной причины. Николаю было известно, что многие бояре ненавидят господаря и втайне ведут под него подкоп — надеясь кто на турок, кто на татар, кто на мунтян, кто на ляхов, у которых как раз жил в изгнании претендент на престол Молдавии Константин Басараб Старый. У Николая не было зла на князя. Его любовь и дружба к господарю были искренними, и только развитие событий, неспособность его величества держать как подобает кормило страны все более усиливали в нем разочарование.
...Отвергнуть друга преданного — значит
