— Согласен, но оно сбежало, и ситуация обострилась до предела. Национальная гвардия Парижа не подчиняется никому. Сегодня на Рю-де-ля-Пэ они стали стрелять в безоружную публику. Есть убитые и много раненых… — Жорж вдруг осекся, поняв, что сказал слишком много.

Стычку уже назвали бойней, и он должен был передать известие о случившемся в Версаль.

— Я слышал, — только и кивнул Эмиль.

Он не мог признаться, что не только находился в той толпе, но и вынужден был бежать, спасая свою жизнь. Ни один не спросил другого, откуда тот знает, но Жорж был твердо намерен убедить отца уехать и остаться в деревне.

— Беззаконие растет и ширится, — сказал он. — Людей убивают, похищают, берут в заложники. Многие в этой неразберихе сводят личные счеты.

Рассказывать о неминуемой атаке версальских войск на город Жорж не имел права, но он показал на свою гражданскую одежду:

— Отец, даже придя сюда, я нарушаю приказ, хотя и пришел не в мундире. Если меня узнают, выбраться живым будет для меня везением.

— Зачем же ты так рискуешь?

— Этого я не могу вам сказать, и на самом деле хорошо, что вы не знаете. Самое важное — это то, что вы должны уехать из города как можно скорее… и, отец, прошу вас, не возвращайтесь, пока это все не закон-чится.

— Не беспокойся, мой мальчик. — Эмиль старался говорить рассудительно. — Уедем, как только Пьер найдет лошадь.

— Это будет трудно, — заметил Жорж.

— Знаю, — согласился Эмиль, — но он человек находчивый. И нет смысла искать ее сегодня, чтобы ее украли завтра. Лучше сразу запрячь лошадь в оглобли и двинуться в путь.

Жорж кивнул. Вероятно, отец был прав.

Еще полчаса они просидели за коньяком, потом Жорж встал из-за стола.

— Мне пора, — сказал он. — Насколько я понимаю, в городе введен комендантский час. — Жорж надел шляпу, снова натянув ее на лоб, закрывая лицо, и вышел в прихожую. — Уйду через кухню во двор, а уже оттуда — на улицу, — добавил он, неловко обнимая отца. — Такой путь больше подходит к моему наряду.

— Будь осторожен, сын, — напутствовал Эмиль. — Не подвергай себя опасности без необходимости.

— Этого сейчас трудно избежать, — коротко рассмеялся Жорж, — но я изо всех сил постараюсь! — И, махнув рукой на прощание, он скрылся в кухне.

Эмиль смотрел в окно ему вслед и видел, что в сгущающихся сумерках его сын выглядит будто какой-то оборванец — из тех, что бродят по ночным улицам в поисках пропитания.

Поднявшись в спальню, где горел огонек в камине, Эмиль разделся и лег. И тут, в темноте, он вновь пережил тот ужас на Рю-де-ля-Пэ, и снова его обдало холодным дыханием смерти, как тогда, когда он спасался бегством. Жорж прав: надо как можно скорее уехать из города. Утром нужно будет быстренько забежать В бюро — проверить, как Форке выполнил инструкции. За это время Пьер найдет лошадь, и они двинутся в Сент-Этьен, прочь от охватившего Париж безумия.

Глава десятая

Рассвет наступил тусклый, серый, холодный — со-всем не такой, как накануне. Как будто весна передумала и снова уступила место зиме.

Мари-Жанна проснулась рано и выглянула в окно. При виде удручающе мокрого сада у нее упало сердце. Если бы к ней хоть сколько-нибудь прислушивались, вопрос, везти ли Элен по такой холодной погоде, отпал бы сам собой. Но женщина слишком давно знала Эмиля Сен-Клера и понимала, что, если уж тот принял решение, менять его не станет. Значит, остается одно: хорошенько укутать девочку для поездки.

Мари-Жанна пошла в кухню, где Берта готовила завтрак, — проверить, собрала ли та в дорогу корзину с едой и питьем.

— Не волнуйтесь, все готово, — кивнула Берта. — Хлеб, сыр, яблоки, бутылка с холодным кофе и бутылка с водой. — Она широко улыбнулась: — А еще немного бульона специально для мадемуазель Элен. Его я тоже перелила в бутылку, чтобы ей легче было пить. Он и холодный будет вкусным.

Мари-Жанна поблагодарила кухарку за предусмотрительность и пошла будить Элен. Когда она вошла, девочка уже наполовину проснулась. Ей явно становилось лучше. Она села, протирая глаза. Мари-Жанна раздвинула шторы.

— Уже сегодня, да?! — воскликнула Элен, выбираясь из постели. — Мы едем в Сент-Этьен! И я увижу маму!

При виде ее радости няня не смогла сдержать улыбки.

— Идите сюда, будем умываться, — сказала она. — Сейчас Арлетта принесет горячую воду.

Проследив за умыванием, она велела девочке надеть приготовленные заранее чистое белье и одежду, а затем спуститься к завтраку.

Элен не надо было подгонять. Через несколько минут она уже сидела за столом, уминая свежие круассаны и запивая их горячим шоколадом. Вскоре к ней присоединился Эмиль, но он лишь выпил чашечку кофе.

— Мне через полчаса уходить, — сказал он. — Когда я вернусь, Пьер уже приведет лошадь, и мы поедем. — Ой повернулся к Мари-Жанне: — У вас все уложено?

— Да, мсье.

— Тогда надо погрузить вещи в фаэтон и быть готовыми к отъезду.

— Как только Пьер вернется, я попрошу его это сделать;

— Нет, — покачал головой Эмиль. — Необходимо, чтобы все было погружено прямо сейчас. Я сам отнесу багаж.

— Вы сами, мсье? — Мари-Жанна выпучила глаза от удивления.

— Разумеется, да. Или вы считаете, что я неспособен отнести в фаэтон пару чемоданов?

— Нет, мсье, конечно же нет! — поспешно заверила Мари-Жанна. — Сию минуту, я только застегну замки.

Через десять минут все три чемодана были привязаны к задку фаэтона, а Берта поставила на пол корзину с провизией.

— Я очень скоро вернусь, — сказал Эмиль и, надев пальто и шляпу, вышел на улицу.

— Куда пошел папа? — поинтересовалась Элен, допивая шоколад.

— Не знаю, — ответила Мари-Жанна. — И это его дело, а не наше. Теперь, мадемуазель, если вы закончили завтрак, поднимемся наверх и проверим, не забыли ли мы чего, — предложила она, хотя знала, что необходимости в этом нет, поскольку вещи складывала сама, но хотелось занять чем-нибудь Элен, пока Пьер не приведет лошадь и не вернется отец.

Когда они уже находились на втором этаже, внизу раздался громкий треск, и входная дверь задрожала от удара снаружи, за которым сразу последовал второй, потом третий. Мари-Жанна перегнулась через перила и увидела, что Арлетта спешит открыть дверь.

— Нет! — крикнула Мари-Жанна. — Арлетта, не открывайте!

Горничная остановилась в нерешительности, и тут же от четвертого удара дверь влетела внутрь, повиснув на сорванных петлях. В дом ворвались три здоровенных и свирепых мужика. Никогда раньше Мари-Жанне не доводилось видеть в этих стенах подобных людей: в грязной одежде и грубых башмаках. Первый размахивал пистолетом, двое других держали здоровенную