А мне было вовсе не смешно. Она и ее странная подружка смогли вывести меня из себя. Я и в обычное то время не люблю этого, а сейчас и вовсе никак не могу себе этого позволить. Надо мной, как Дамоклов меч, висит угроза всей моей дальнейшей жизни.

До сих пор не понимаю, как мне удалось удержаться от того, чтобы не размазать Елену по стене?

Если бы я очень захотел, то отец не смог бы мне помешать, и я бы это сделал, но вот только разве что мать с ее кислородом могли бы стать для меня препятствием.

Она больна? Больной, однако, она не выглядит.

За этот вечер я узнал столько всего нового, что в моей голове уже все нормально не помещается.

Я нервно бросаю свой окурок как можно дальше и снова принялся за пиво.

– Я тебе рассказываю все это не просто так, чтобы заполнить чем-то паузу, – продолжает отец. – Мне кажется, что с твоим жизненным опытом ты сможешь лучше ее понять… Между прочим, с тех пор как ты здесь, мы почувствовали в ней какие-то перемены. Она стала более приветливой и общительной.

Более общительной? Ну да, она все время орет по факту и не слишком-то много сказала по существу. Она этим походит немного на Солис. Та тоже все время что-то болтает, но, как правило, ничего стоящего в ее потоке речи нет. Кстати, я очень надеюсь, что родители не будут звонить Солис после всего, что произошло. А то она мне весь мозг выест.

Я выкурил еще три сигареты, а отец за это время допил свое пиво и, не вставая с лавки, бросил банку в самую дальнюю урну. Пустая банка брякнула о стенку и упала на землю. Какой придурок! Я засмеялся, а он, нахмурившись, повернулся ко мне.

– Смешно тебе! Давай, теперь ты брось свою, посмеемся вместе, – говорит он с улыбкой.

Окей.

Я трясу банку, чтобы проверить, осталось ли еще что-то внутри. Она была почти пуста.

Сделав последний глоток, я посмотрел, где находится урна. Ага, нормально. Главное не ударить в грязь лицом, ведь я сижу дальше, чем он, да и на улице уже темно. Я прицелился и бросил. Снаряд улетел прямо в цель и упал в урну, даже не задев ее стенок.

Спасибо тысяче баскетбольных партий, которые мы сыграли с Бенито, когда было совсем нечего делать.

Отец присвиснул и, улыбаясь, повернулся ко мне.

– Браво! Целишься ты настолько же хорошо, как и рисуешь, – говорит он.

Просто я всегда проводил гораздо больше времени на спортивной площадке, чем на стуле в классе. Вдруг, в потоке моих воспоминаний, до меня дошло то, что пытался сказать мне отец.

Я «целюсь настолько же хорошо, как и рисую»? Что конкретно он хотел этим сказать?

На какое-то мгновение между нами вновь повисла напряженная пауза, но вскоре он прервал ее, пытаясь снова оказать на меня давление. Он ведь не видел то, что…

– Представляю, как тебе должно быть скучно слушать болтовню старого придурка, но все же…

Я выдержал долгую паузу. Блин, да к чему же он клонит! Я весь как на иголках: он о рисунке мне говорит или нет?

– Прежде всего, я никоим образом не против тебя, и я прошу обратить на это внимание, – начинает он.

Так, начало не слишком-то хорошее. О чем он думает? Что мне теперь стало гораздо лучше, как только он мне все это выложил? Старый придурок, как он сам сказал!

Одна из первых вещей, что я понял в этой жизни: все против меня! Потихоньку я свыкся с этой мыслью. Даже с Бенито и Солис всегда нужно быть начеку. Никогда не знаешь, о чем люди думают и что от них можно ждать.

– Даже если ты не хочешь в это верить, мы все за тебя. Никто не заставлял нас брать над тобой опеку. И я могу принять многие вещи. Ты куришь марихуану? Окей. Ты все время молчишь и практически никак не общаешься, какие бы на то причины ни были? Тоже ладно. Внешний вид, татуировки, то, какой ты есть, – тоже все нормально. Я очень открытый человек и не испытываю никаких проблем при общении с тобой. Даже твой недавний гнев, я все понимаю. Но…

Но? Не нравится мне это «но». Попахивает неприятностями, и это меня крайне нервирует, поскольку еще не знаю, о каких неприятностях пойдет речь.

Я нервно вытаскиваю из пачки еще одну сигарету. Чем больше он говорит, тем меньше понимаю, что ждет меня в будущем.

В течение нескольких секунд не происходит ничего. Потом он наклоняется ко мне. Я отпрянул от него, лишь бы меня он не задел.

Что он делает? Определенно, он такой же чокнутый, как и его дочь. Он что, задницу решил тут почесать передо мной? По его выражению лица и жестам я понял, что он ищет что-то в заднем кармане. Наконец, нашел. Я даже дымом сигаретным подавился и закашлялся как придурок, когда увидел ЭТО. Тот самый кусочек бумаги, который немногим ранее я видел между грудями Елены. Давление взлетело со скоростью космической ракеты, и я весь покраснел. Ну какая же сучка!

– Но вот с этим я согласиться никак не могу, – сухо добавляет отец.

Тяжелая пауза. Я смотрю ему прямо в глаза и не двигаюсь. Время, кажется, остановилось еще несколько секунд назад, до того, как он развернул эту бумажку. Мои эротические каракули предстали перед нами во всей красе. Страшно…

– Елена показала это матери. Я поднимался к тебе наверх именно для того, чтобы поговорить об этом. Думаю, мне не нужно тебе рисовать картинки, чтобы ты представил себе, как моя жена была шокирована, увидев это.

Ну почему же. Я прекрасно себе это представляю и мне очень жаль, что не смог увидеть этого своими глазами.

Я вздыхаю и зажимаю нос, пытаясь скрыть вырывающийся против моей воли смешок.

– Ты достаточно одаренный художник, но, знаешь, мне бы очень хотелось, чтобы ты… как бы это сказать… не рисовал больше мою дочь. Надеюсь, ты понимаешь меня?

Я приподнимаю одну бровь и киваю.

Хорошо же она потрудилась, однако, придумать историю на кухне и все остальное…

Сжимаю кулаки и глубоко затягиваюсь, докуривая одной затяжкой сигарету до конца.

– Сейчас эта маленькая… картинка, которая, без сомнений, может возникнуть в голове любого семнадцатилетнего парня, при виде моей наглой дочери, превратится в пепел, и я забуду про это. Но если такое повторится, Тиган, нам придется попрощаться. Я ясно выразился или потребуется еще один долгий разговор?

Ясно, блин, прозрачно как дым от электронной сигареты, епта.

Я даже не смотрю на него. Солис что, дала ему парочку своих уроков по бесконечному бла-бла, или что?

Если я его правильно понял, он не хочет, чтобы я больше рисовал его дочь. Окей. Но размазать ее по стене, если она снова зайдет слишком далеко, я могу.

Он взял из моих рук зажигалку, открыл ее и поджег злочастный кусочек бумаги.

Черт, мне так нравился этот рисунок!