— Продолжайте, Григорий Васильевич, — благожелательно заметил Ивашутин.

— Так вот — есть мнение, что это должна быть отдельная от КГБ служба, подчиняющаяся напрямую высшему руководителю страны.

— Хм… — кашлянул Ивашутин, — а Виктор Васильевич в курсе?

— Это собственно его идея, — ответил Романов, — а я её только озвучиваю. Он даже предложил название этой новой службы — Государственная служба охраны. Идём далее… костяк этой новой организации безусловно будет состоять из нынешних сотрудников девятки, однако руководить ей лучше бы человеку со стороны — вот я и пришёл с вами посоветоваться, как организовать работу этой ГСО и кого бы лучше поставить там за главного? Из вашего ведомства естественно…

— Я вас понял, Григорий Васильевич, — задумался Ивашутин, — тут надо немного подумать, скажем два-три дня, а затем я смогу внятно изложить все свои идеи на этот счёт.

— Принимается, — ответил Романов, — тогда третий вопрос, последний в списке, но далеко не последний по важности.

— Слушаю, — сказал Ивашутин, — прихлёбывая уже остывший чай.

— Помните историю с сервизом из Эрмитажа?

— Ну как не помнить, на всю страну прогремела, — усмехнулся Ивашутин.

— Так вот, в последние дни, как я понял, началась ещё одна кампания по дискредитации меня и моей семьи в глазах партии и народа.

— Поясните, Григорий Васильевич, — попросил Петр Иванович.

— Ползут слухи, что я привез тонну героина на правительственном самолёте из Афгана, — бросил Романов.

— Она бы просто не уместилась в ваш Ил-62, — заметил Ивашутин, — эта тонна. Грузоподъёмность не позволила бы.

— И тем не менее слух такой имеется, — продолжил Романов. — Но это ещё не всё — второй слух заключается в том, что я якобы слил какие-то государственные тайны Рональду Рейгану во время встречи в Кремле…

— Это во время похорон что ли?

— Да, протокольное мероприятие… с их стороны сидели Рейган, Шульц и Макфарлейн, с нашей — я, Гришин и Громыко, продолжалось все это 20 минут. И вот каким-то непостижимым образом я за эти 20 минут ухитрился раскрыть госсекреты перед нашими вероятными противниками.

Глава 17. Норберт Кухинке

Ивашутин побарабанил пальцами по столику, посмотрел в окно, затем ответил:

— А это уже гораздо серьёзнее, чем какой-то мифический героин. Какие именно секреты вы раскрыли, в слухах не упоминается?

— Ничего конкретного, просто госсекреты, — ответил Романов. — И вас наверно заинтересует, кто является так сказать первоисточником этих слухов?

— Мы бы и сами это выяснили, но если у вас есть такая информация, то она бы нам пригодилась, — осторожно выразился Ивашутин.

— Жена Михаила Сергеевича Горбачёва стояла в начале этой цепочки, так говорят мои источники… она же ведь в МГУ лекции читает на истфаке, вот с преподавателями и преподавательницами этого истфака она якобы и поделилась…

— Но Григорий Васильевич, — сказал вдруг Ивашутин, — вы же не хуже меня знаете, что устав нашей организации запрещает нам работать внутри страны…

— Пётр Иванович, — горько усмехнулся Романов, — уставы можно поправить, если дело касается государственных интересов. С этой стороны можете не волноваться, Виктор Васильевич в курсе и полностью одобряет мои действия.

— Хорошо, Григорий Васильевич, я вас понял предельно чётко… что вы конкретно хотите от ГРУ в связи с этими слухами?

— Вы помните, где появилась статья о том самом сервизе из Эрмитажа?

— Конечно помню — журнал Шпигель, апрель… или май 1975 года. Автор публикации Норберт Кухинке… да-да, тот самый, который сыграл датского журналиста в «Осеннем марафоне». Он и сейчас в Москве сидит, этот Кухинке, московским корреспондентом, но уже не Шпигеля, а Штерна.

— Так вот, Пётр Иванович, Кухинке этот не сам же выдумал историю с сервизом, наверняка со стороны помогли?

— Да уж без этого не обошлось, — кивнул головой Ивашутин.

— А нельзя ли ему ещё раз помочь, но уже немного в другом направлении?

— Я весь внимание, Григорий Васильевич, — откинулся Ивашутин на спинку кресла.

— Горбачёв же с супругой недавно в Лондоне побывали, верно? И там у них был визит в лондонские магазины, правильно?

— У нас нет таких фотографий, — сразу же ухватил нить начальник ГРУ, — к сожалению.

— Их нетрудно изготовить с возможностями вашей-то организации, — заметил Романов. — И хорошо бы, чтобы по крайней мере одна из этих фотографий была предельно компрометирующей…

— Предельно — это как? — попросил расставить точки над и Ивашутин.

— Как вариант — фото Горбачева или его супруги на фоне предметов интимного характера…

— На секс-шоп намекаете? — сразу отреагировал Ивашутин, — не будет ли это слишком? Не поверят же… ведь не полный идиот Михаил Сергеевич, чтобы светиться в таких местах.

— Тогда более лёгкая версия — Горбачёв в магазине пластинок, а в руках у него диск с исполнителем, который не приветствуется в СССР… ну хоть тот же Мик Джаггер или сатанист какой — Элис Купер например. В магазин грампластинок-то они точно ведь заходили.

— Откуда такие познания в зарубежной музыке? — спросил Ивашутин.

— А, — отмахнулся Романов, — в Ленинграде еще было, вник в одно дело по местным музыкантам. И хорошо бы добавить сумму, которую Раиса истратила на покупки, она же наверняка немаленькая была, тут даже ничего придумывать не потребуется.

А Ивашутин тем временем прилежно записал фамилии музыкантов в записную книжечку и ответил так:

— Сделаем, Григорий Васильевич, в лучшем виде всё будет. Штерн не менее популярный журнал, чем Шпигель, так что должно прозвучать.

— И совсем уже последний вопросик, если позволите, Петр Иванович, — попросил Романов.

— Куда же я денусь, — позволил себе такую шутку он, — позволю конечно — задавайте этот вопросик.

— Скоро у нас пленум партии, знаете наверно?

— Конечно знаю, на 4 апреля назначен.

— Так вот — по моим данным имеет место быть нездоровая возня с делегатами этого пленума. Якобы им по квартире с улучшенной планировкой обещают за правильное голосование на пленуме…

— Правильное это какое? — уточнил Ивашутин.

— Да бросьте вы делать непонимающий вид, Пётр Иваныч, всё вы понимаете — за Горбачёва конечно они должны проголосовать. Особенная активность отмечается