— Да, тогда Никиту Сергеича очень ловко обвели вокруг пальца, — согласился Горбачёв. — Хронологию снятия Хрущева можете озвучить?

— Конечно, Михал-Сергеич, — с готовностью отозвался Рыжков, одновременно доставая из кармана пиджака свёрнутый листок. — Специально подготовился… итак — Хрущев вовсе не был мальчиком для битья, прошел суровую сталинскую школу и уцелел во всех чистках. Более того, один заговор против себя он уже успел разгромить — я про знаменитую антипартийную группу, Молотов-Маленков-Каганович…

— И примкнувший к ним Шепилов, — эхом отозвался Лигачев.

— Точно, и Шепилов. Там ведь в Политбюро было абсолютное большинство против Никиты Сергеича, но он сумел вывернуться. А вот к 64 году чутьё его стало подводить — про заговор тогда говорили чуть ли не в открытую во всех коридорах власти, но Хрущев только махал руками, мол, не решится никто. А вот и решились…

— Николай Иванович, — Горбачёв выразительно посмотрел на часы, — давайте ближе к делу, развёрнутых справок от вас никто не просил.

— Понял, Михал-Сергеич, — тут же внес коррективы в своё выступление Рыжков, — итак, Хрущёв с 9 октября отдыхает в Пицунде, а в Кремле 12 октября назначается совещание Политбюро…

— Тогда оно называлось Президиумом, — поправил его Лигачёв.

— Да, совещание Президиума ЦК КПСС (руководили процессами там Брежнев, Семичастный и Шелепин), на котором практически единогласно было решено вызвать генсека с отдыха и завтра провести ещё одно заседание, где и объявить ему, что он должен уйти.

— То есть за Хрущёва никто не заступился? — спросил Горбачёв.

— Были сомнения относительно Микояна и одного из командующего военными округами, Киевского — там правил такой Павел Кошевой. Но в итоге и они промолчали. А 13 октября Никита Сергеич вернулся в Москву и получил отставку, сначала на Президиуме, а потом и на Пленуме.

— То есть такой вариант нам как бы не подходит, — задумчиво начал отвечать Горбачёв, — у нас явно нет абсолютного большинства в Политбюро. И с Чебриковым не совсем ясен вопрос — лично я не до конца уверен в его лояльности.

— Значит, надо начать работу с нашими оппонентами и сомневающимися товарищами, — логично предположил Алиев. — А если с Политбюро не получится, тогда напрямую с членами ЦК КПСС, среди них явно более отзывчивые люди, чем Щербицкий с Кунаевым. Соломенцева я на себя беру — он немного непонятно себя повёл в конце голосования.

— И хорошо бы услать в отпуск обоих наших главных противников, — это Шеварднадзе добавил, — хотя бы на недельку. В Пицунду или в Форос, неважно, лишь бы подальше от Москвы.

— Их только что выбрали, — заметил Горбачёв, — было бы странно уходить в отпуск сразу после назначения на новую должность.

— Но попытаться можно… Чазов нам в этом поможет… — парировал Эдуард.

— Намекаете на обнаружение новых болезней? — спросил Лигачёв.

— Именно, чтоб он не самое неприятное что-нибудь нашёл, с таким в ЦКБ положат, а так, что-то хроническое, для чего очень полезен небольшой отдых в санатории.

— Чазова я возьму на себя, — решительно ответил Горбачёв, — ещё какие предложения будут?

— Хм… — неуверенно начал Рыжков, — а что, если внести какой-то разлад в эту руководящую двойку? Люди они достаточно разные, наверняка найдётся что-то такое, что нравится одному, но как кость в горле другому… а если не найдётся, надо создать такие камни преткновения…

— Хорошая мысль, — одобрил Горбачёв, — вот вы и займитесь этим, Николай Иванович… навскидку мне вспоминается только пресловутый сервиз из Эрмитажа.

— Это было давно и почти всеми забыто, — дал справку Алиев, — нужны новые информационные поводы. По Гришину можно вспомнить его проблемы с московской торговлей, того же директора Елисеевского магазина — он ведь под крылом горкома ходил.

— Николай Иванович, — повторил Горбачёв, — продумайте вопрос, Гейдар Алиевич вам в помощь. Ещё что-то?

— Я думаю, — осторожно вступил в диалог Лигачёв, — что придётся напрямую поработать с рядовыми членами ЦК — предложить новую квартиру, например, за это многие проголосуют правильно. Кавказ может взять на себя Гейдар Алиевич, Украину с Белоруссией — Эдуард Амвросиевич, а я могу поговорить с делегатами от обеих столиц. Нужно только ваше добро, Михаил Сергеевич.

— Можете считать, что вы его получили, — решительно отвечал Горбачёв, — на этом наше совещание позвольте считать закрытым.

Гости быстро разошлись, а на их место передислоцировалась Раиса Максимовна.

— Что, Миша, тяжело тебе? — спросила она, заглядывая ему в глаза.

— Тяжело, Рая, ох тяжело, — вздохнул он и тут же вывалил ей все подробности только что закончившихся переговоров. — Может подскажешь что-нибудь толковое? А то ведь в наших ближайших перспективах возвращение в Ставрополь… или послом куда-нибудь в Монголию или в Мозамбик загонят…

— В Мозамбик я не хочу, — решительно сказала жена, — там тропическую болезнь какую-нибудь запросто можно подхватить. Да и дыра это страшная… мне однокурсница как-то рассказывала, у неё брат там работал.

— Я сам не хочу в Мозамбик, — растерянно отвечал Горбачёв, — так что давай бороться за место под солнцем.

— Я могу чем-то помочь? — справилась Раиса.

— Можешь… запусти например слух о том, что Романов подпольно привёз из Афганистана наркотики. На правительственном самолёте. Этого пока хватит.

— Завтра же обсужу этот вопрос с преподавателями в МГУ, у меня там как раз две лекции после обеда.

— И ещё одно, — немного помедлив, добавил Горбачёв, — есть информация, что КГБ взялся за разработку деталей нашей поездки в Англию..

— Это когда мы с Тэтчер разговаривали?

— Да, именно.

— И что в этой поездке не понравилось КГБ?

— Помнишь, мы в магазины на Оксфорд-стрит заходили?

— Было такое, и что?

— Ничего, кроме того, что ты там накупила одежды на много тысяч фунтов. Этот факт вполне могут использовать против меня…

— Я поняла, — задумалась Раиса, — но тут уже ничего не сделаешь. А откуда у тебя информация, что это взяли в разработку?

— От Воротникова, — буркнул Горбачев, — а откуда она у него, можешь не спрашивать, не знаю.

— Тогда я вот что могу предложить, — ответила после некоторой паузы Раиса, — Романов же с Гришиным вели