Но когда я встречаю ее взгляд, я с удивлением осознаю, что беспокоят ее вовсе не раны. Ее глаза мечутся по сторонам, лихорадочно оглядывая толпу, а все тело начинает дрожать. Я уже видел этот взгляд. У нее паническая атака. Такой же взгляд у нее был тем вечером. Я ищу способ ей помочь.

– Мисс, вы в порядке? – спрашивают ее медики и болельщики, столпившиеся вокруг.

От натиска окруживших ее людей паника у Пайпер только усиливается.

Я выставляю руки в стороны, пытаясь отодвинуть людей от нее.

– Отойдите, пожалуйста. У нее клаустрофобия.

Я беру у кого-то бутылку воды, а у медиков, которых я оттеснил в сторону, – бинт. Они пытаются к ней приблизиться, но я не позволяю им этого сделать:

– Я сказал, отойдите, если вы хотите ей помочь.

– Пайпер!

Я встаю на колени, хотя в них больно впивается гравий, и нежно обращаюсь к ней:

– Пайпер, все в порядке. Я тебе помогу.

Я осматриваю ее раны и промываю ссадины водой. Все выглядит не так плохо: у нее всего пара царапин, и кровь уже почти остановилась. Пайпер продолжает в отчаянии оглядывать толпу, я слежу за ее взглядом, пытаясь понять, что ее так напугало. Он там? Отец Чарли? Или еще хуже – мудак, который причинил ей боль?

Нужно вытащить ее отсюда. Увести ее подальше от всех этих людей. Я знаю, что нужно сделать, чтобы она пришла в себя, – нужно заставить ее снова побежать. Если я что-то и узнал о Пайпер за прошедший месяц, так это то, что она бегает, чтобы обо всем забыть. Чтобы начать мыслить ясно. Чтобы убежать от своих демонов.

Мне приходится потрудиться, чтобы оттеснить подальше болельщиков, одним взглядом предостеречь медиков и даже соврать им, что я прошел курсы оказания первой помощи. Наконец они мне поверили и отошли в сторону. Хорошо, что они, по всей вероятности, нечасто смотрят футбол – хотя до этой секунды я бы вряд ли этому обрадовался.

Какой-то предмет блестит в ярких лучах солнца на тротуаре рядом с Пайпер, привлекая мое внимание. Я тянусь к нему, поднимаю кожаный браслет Пайпер и провожу пальцами по замысловатым линиям черной розы. Потом быстро засовываю его в карманчик на шортах, радуясь, что вообще его заметил. Не знаю, что он означает, но я точно знаю, что этот браслет очень важен для Пайпер. Возможно, это самая ценная для нее вещь, – я подумал об этом в пятницу, когда она надела его на благотворительный вечер. Я на секунду задумываюсь, снимала ли она его когда-нибудь с запястья до этой минуты? Я представляю себе Пайпер, на которой нет ничего, кроме кожаного браслета, и это ненадолго отвлекает меня от стремления ей помочь. Я отгоняю от себя задние мысли и пытаюсь сосредоточиться на текущей задаче: помочь этой прекрасной, сломленной девушке.

– Пайпер, посмотри на меня. – Я беру ее лицо в ладони и заставляю посмотреть мне в глаза. – Это я. Тут только я и ты, милая. Мы справимся. Остался всего километр, и потом мы навсегда войдем в историю Бостонского марафона. Ты так много тренировалась ради этого. Давай. Ты справишься.

Я поднимаюсь на ноги, убеждаюсь, что Пайпер продолжает смотреть мне в глаза, и встаю между нею и толпой. Потом протягиваю ей руки, чтобы помочь ей подняться.

– Смотри на меня, – говорю я. – Смотри только на меня.

Пайпер делает длинный глубокий выдох, потом кладет ладони мне на руки и позволяет мне помочь ей подняться. Она морщится от боли, но я понимаю, что это не от царапин. У меня тоже все болит. Мышцы у нас уже начали остывать – интересно, сможем ли мы закончить дистанцию после того, как на несколько минут остановились?

– Еще один километр, Пайпер. Легкотня!

Она позволяет мне взять ее под локоть, чтобы я мог удостовериться, что она крепко стоит на ногах.

– Мы побежим с той скоростью, с которой ты захочешь.

Пайпер внимательно смотрит на меня, борясь с собой. Наконец она решается и кивает:

– Хорошо.

Это первое слово, которое она сказала после того, как упала. И прямо в эту секунду я точно знаю, что сколько бы времени нам ни потребовалось, это все равно станет нашей победой.

Я позволяю Пайпер задавать скорость. Она идет быстрее, чем я ожидал, и я слышу, как толпа подбадривает ее, восхищаясь тем, что она продолжает гонку. Не прошло и двух минут, а Пайпер уже ускорилась до равномерного бега. Когда мы заворачиваем за угол и видим вдалеке финишную черту, я слышу, как Пайпер ахает. Я оглядываюсь, испугавшись, что у нее опять начинается паническая атака, но вместо этого я с удовольствием вижу, как ее лицо медленно расплывается в торжествующей улыбке. Не думал, что сегодня – или вообще когда-нибудь – ее увижу.

– Что случилось? – спрашиваю я.

Она указывает на большие часы, которые показывают время третьей волны.

– Трик была права, – говорит она, продолжая улыбаться. – У нее получилось. Она сократила мое время на десять минут, даже несмотря на мое падение.

Потом она поворачивается ко мне, по-прежнему удерживая темп, и произносит нечто по-настоящему потрясающее:

– Спасибо, Мейсон.

Мои обессилевшие ноги чуть не спотыкаются, когда я впитываю слова благодарности, которые уже и не надеялся от нее услышать. Я качаю головой:

– Не за что, Принцесса. И ты не права – это твоя заслуга, а не Трик. Это у тебя получилось.

Ее глаза наполняются слезами. Слезами радости. Слезами благодарности. Слезами счастья. Но она не дает им упасть. Она высоко поднимает подбородок, кивает мне и снова смотрит вперед, глядя на то, как мы приближаемся к финишной линии. За долю секунды я принимаю решение.

Пайпер даже не замечает, как я отстаю и даю ей пересечь финишную линию первой.

Глава 11. Пайпер

Я еще никогда не испытывала такого возбуждения, пересекая финишную линию, как в этот раз. Это из-за Мейсона? Или из-за того, что я не позволила своим страхам одержать надо мной верх?

Когда я увидела в толпе то лицо, на меня нахлынули все жуткие кошмары, которые мне когда-либо снились. До той секунды я могла притворяться, что лица из моих снов нереальны. Что они лишь плоды моего воображения. Но теперь я знаю наверняка – эти лица принадлежат настоящим людям. Эти чудовища и правда существуют. И все те страхи, которые