Но для бесконечно практичной Тои Багенге других миров не существовало.

— Это так и есть, — повторил он.

— Но мы этого не знаем, — возразила она. — Возможно, ты просто болен и сам являешься Читемо. Но веришь в обратное.

Алекс не ответил. Он прикрыл глаза и несколько секунд боролся с желанием прервать разговор. Лишь вспомнив смеющуюся Тою, с которой он сидел совсем недавно за одним столиком, её голос и её запах, он смог справиться с собой.

— Я не Читемо, — наконец тихо произнёс он. — Но я хочу его остановить.

— Ты уже убил больше, чем он. Вы два свихнувшихся маньяка. И тебя так же следует остановить, как и его. Изолировать от общества. Не обязательно посадить в тюрьму — просто оградить остальных от тебя. Ты ведь сам уже пришёл к очевидному выводу: ты не сможешь сам остановиться. Даже убив Читемо, ты создашь себе образ иного врага. Позволь нам помочь тебе, Алекс.

Алекс, против воли, начал злиться.

— Я убиваю преступников, иду по цепочкам банд и пресекаю насилие в больших масштабах. Я использую те же методы, что и Абрафо. Но, в отличие от вас, мне приходится искать преступника в нескольких мирах одновременно!

— И ты тоже убиваешь там десятками?

— Нет! Кто же виноват, что ваш мир из всех наиболее криминализирован. Зато Читемо убивает там гораздо больше! Но даже не это важно, Тоя.

— А что именно важно, дорогой?

— Две вещи. Первая — Читемо не один. Это организация. И организация, способная работать в нескольких мирах и беспрепятственно перемещаться между ними, несёт опасность для всех цивилизаций, обитающих в них. Моя работа, мой долг — остановить их.

— И кто тебя уполномочил на такое геройство? — голос Тои источал сарказм.

— Представь, что всё мною сказанное — правда. И тебе, как руководителю Абрафо, необходимо уничтожить Читемо и его помощников. Но только один твой сотрудник способен перемещаться по мирам, к тому же имеет необходимый опыт. Ты разве не включила бы его в группу?

— Включила бы, — согласилась Тоя. — Но у тебя нет группы.

— Да. И я приходил просить у тебя помощи, Тоя. Один я не справляюсь. А вместо помощи ты арестовала меня и засадила в тюрьму. Где меня едва не убили. А сейчас объявила на меня охоту. Я знаю, Лика Камо уже взяла мой след. Я не боюсь умереть, Тоя, но не желаю умирать до того, как уничтожу Читемо.

Настала очередь Тои молчать в трубку. Наконец, она спросила:

— А вторая вещь?

— Я люблю тебя. И твоя фотография лежит у меня в бумажнике. Мне нравится смотреть на неё, особенно на ночь.

— Ты скотина, Алекс Багенге!

— Обожаю, когда ты так сердишься. Прощай, Тоя. Если выживу, обязательно позвоню и вновь приглашу тебя в ресторан. Даже если ты вновь меня арестуешь.

Последние слова он произнёс, улепётывая со всех ног по улице, на ходу выключая телефон и доставая из него батарею. Сунув всё в сумочку на поясе, Алекс ускорился и юркнул в узкий проход между старых домов.

По улице хищно скользнула тень штурмовика Ти-Лэя.

***

Машина высунула капот из узкого переулка, притормозила, пропуская фургон службы социального обеспечения, и неторопливо двинулась по правому ряду межквартального шоссе.

Рэм, сидя на переднем сидении, раз за разом прогоняла в мыслях свою встречу с Мирсом. Она надеялась на обещанный ягуаром звонок, и ей хотелось, чтобы завтра поскорее наступило.

За всю свою жизнь она никогда прежде не испытывала чувства влюблённости. Секс — безусловно, без него никак. Но только не любовь, и даже не привязанность.

Рэм начала воевать сразу же, как только распрощалась с детством. Она благодарила судьбу именно за своё детство, такое счастливое и уютное, в тёплой и ласковой многодетной семье. Небольшая деревня, где она родилась, уже много поколений располагалась в излучине быстрой реки, в бескрайнем лесу. Лес и река снабжали их всем необходимым.

Рэм не успела влюбиться, будучи детёнышем, и не успела влюбиться, будучи взрослой. В последнем случае ей помешала война. И за годы битв, побед и поражений, она не забыла своего детства, как многие, или, возможно, даже все, её участники. Наверное, именно воспоминания помогли ей выжить и не сойти с ума.

Их лесной войне не предвиделось конца. Она длилась год за годом. Но каждую редкую свободную минуту Рэм мечтала о том, как война закончится и ей никогда больше не придётся взяться за винтовку. Даже в тот момент, когда её отряд захватил врасплох лагерь ящеров и, после короткого боя, выстроил в ряд два десятка пленных, она лишь согласно махнула рукой своим бойцам. А затем, прогуливаясь по выжженной земле, она совсем не слышала бесконечных криков умирающих врагов. Не потому, что те не кричали, а потому, что сама она была слишком занята своими мечтами.

Её хотелось стать биологом. Сквозь её многочисленные записи с планами нападений, засад и сведений о противнике, тут и там мелькали схемы ферм и рыбных хозяйств, расчеты по ним, описания обитателей леса и его рек. Рэм хорошо умела воевать, но чувствовала, что её призвание в другом. И ей очень хотелось его реализовать.

Ибо война не может длиться вечно. Рано или поздно должен наступить мир. И горе тому миру, в котором не остаётся никого, кто умел бы хоть что-нибудь делать, кроме смерти.

Она влюбилась в большого грубоватого ягуара-полицейского. Он был женат, но она не претендовала на него столь безусловно. Ей нравилось уже само чувство любви, такое новое для неё и необычное. Привыкшую к войне, её наполняло чувство тёплого счастья даже в редкие минуты их встреч.

Она не знала, чем закончится их роман и начнётся ли он вообще. Не хотела и гадать. Она привыкла довольствоваться малым. Любовь казалась ей незаслуженной роскошью. Но ей хотелось прикоснуться к ней хотя бы чуть-чуть.

Несмотря на глубокое погружение в свои мысли и воспоминания, её глаза цепко продолжали осматривать улицу. И поэтому она первой заметила Алекса Багенге, который ехал по шоссе в противоположном направлении. Небольшого леопарда едва можно было различить из-за руля огромного мотоцикла. Подобные монстры и сами-то по себе на дороге появлялись нечасто и привлекали внимание, а уж из небольших видов тери Алекс, пожалуй, являлся единственным владельцем такого мотоцикла во всем Эйоланде.

Рэм всегда смешили попытки Алекса передвигаться на своём мотоцикле по городу скрытно. Его не мог ни с кем спутать даже