– Мне сообщили о гибели вашего сына, полковник. Я бесконечно сочувствую вам и вашей супруге, – сказала Василина, волнуясь. Лицо тидусса, всегда равнодушное и спокойное, не могло стать еще недвижимей – но стало, словно все мышцы на нем закаменели. – Если вам нужно несколько дней провести с семьей, пожалуйста…

– Благодарю, ваше величество, – ровно ответил Тандаджи. – Мы уже попрощались с Диди. Я продолжу работать. Чтобы другие дети остались живы.

Он поклонился и вышел, не дождавшись разрешения королевы – и эта рассеянность была единственным, чем он проявил ту боль, которая плескалась сейчас в нем.

* * *

Майло Тандаджи, пройдя по залу Управления мимо затихающих сотрудников, глянул на двери к Стрелковскому, но все же направился к себе – нужно было подумать в тишине. В кабинете он сыпанул в кружку с надписью «Спокойствие побеждает все» кофе, залил кипятком и, морщась от противного вкуса, опустился в кресло.

Приедет домой и сварит себе настоящий. С корицей и солью, такой, какой любил Диди. Сварит для себя, для матушки, для Таби и невесток…

…Надо было плюнуть на честь и гордость и держать сыновей здесь, под боком. Они так же служили бы Рудлогу, но Диди был бы жив…

И кто-то другой погиб бы в Угорском котле.

Тидусс закрыл глаза, закинул в глотку остатки обжигающей горькой бурды – и, выдохнув, смахнул набежавшие слезы. К дурман-траве он не прикасался специально, чтобы не осквернять память о сыне, не притушать ее, а вот дрянной кофе позволял отвлечься и сосредоточиться.

Итак, все попытки ментально «подключиться» и передать информацию Алине Рудлог через Ситникова провалились. Возможно, смог бы помочь Хань Ши или его старший сын, но один сейчас в районе провинции Сейсянь, где ждут открытия следующего портала, а второй остался во главе империи, да и чтобы добраться до Рудлога, потребуется немало времени – Зеркала и телепорты не работают.

Свидерский с Алмазом Старовым обещали заглянуть к Дорофее сегодня ночью и попробовать воздействовать на Ситникова вдвоем. Можно было бы привлечь на помощь и Черныша, но рисковать, подпуская ничем не брезгующего мага к двоим, от которых зависит судьба Туры, не решился никто.

Тандаджи, поколебавшись, насыпал себе еще кофе и, помешивая ложечкой кипяток, пошел к Стрелковскому.

Игорь сидел за столом с аккуратнейшим образом разложенными бумагами и папками и, просматривая досье с секретной лазурной лентой наискосок, тоже пил кофе. На его плече была траурная фиолетовая лента – Стрелковский знал сыновей Тандаджи с их детства и разделял его горе. Увидев коллегу, приветственно махнул рукой: присаживайся.

– Я ненадолго. Хочу одолжить у тебя Дробжек, – сообщил тидусс, оставшись у входа. – Надо разговорить и привлечь к сотрудничеству еще одного молчуна. Который в бункере у Дорофеи сидит.

– Уперся? – понимающе проговорил Стрелковский.

– Скорее, закрылся, – поправил его Тандаджи. – Апатия, общается только со священником, исповедовался ему. Жаль, что служитель принципиален и тайну исповеди хранит стойко.

– Он и не может рассказать, – Игорь потеребил шестиугольный знак Триединого, висящий на цепочке на шее. – Расскажет – потеряет силу. А записать не пробовали?

– Ты ли мне это предлагаешь? – едко вопросил Майло.

Стрелковский усмехнулся.

– Греха на служителе тогда не будет.

– Увы, – так же едко продолжил тидусс, – отец Олег не только принципиален, но и умен. Использовал щит на время исповеди. Поэтому мне и нужна Люджина.

– Я только за, – проворчал Игорь. – Хоть ко всем допросам ее привлекай, главное, чтобы избавилась от мысли поехать к матери. А то получит от нее письмо и затем ходит задумчивая – на лбу написано, что размышляет, не податься ли ей обратно на Север, к партизанам.

– Люджина – разумная женщина, – напомнил Тандаджи. – Где она сейчас, кстати?

Игорь взглянул на часы – половина одиннадцатого утра.

– Через полчаса появится. Она сейчас консультирует как психолог в пансионате при Первом военном госпитале, – Стрелковский встал, чтобы долить себе кофе. – Каждый день там утром и вечером.

– А ты говоришь, уйдет на фронт, – усмехнулся тидусс. – Она себе свой фронт нашла здесь, полковник.

– Дай-то боги, – буркнул Игорь. Посмотрел на свои бумаги. – Ты ее прямо сегодня хочешь направить к Дорофее, Майло?

– Чем скорее, тем лучше. Появится – выделю сопровождающего и пусть едет. Нужно пробовать все способы передать послание в Нижний мир, да и об остальных заговорщиках следует выудить максимум информации. У Макроута в голове все так же заперто, как у Львовского, но тут крошка сведений, там крошка… сам понимаешь, пока не выловим всех, есть опасность, что покушения на королеву будут продолжаться. Несмотря на утверждения Львовского, что их больше не будет.

– А если прижать Черныша и заставить снять блоки и Львовскому, и Макроуту?

– Отказывается, – с досадой поморщился Майло. – Свидерский поторопился с магдоговором: про снятие блоков там ни строчки. И не заставишь Черныша теперь. Амнистия.

– Мага такой силы в принципе сложно заставить что-то сделать, – заметил Стрелковский мрачно. Постучал пальцами по пустой кружке. – Я, пожалуй, сам отвезу Люджину к Дорофее. Мне надо проветрить голову, засиделся я в кабинете. Покажу ей дорогу, чтобы завтра, если понадобится, могла доехать сама.