– Дом Макроута состоял в содружестве Чистой крови, – снова подала голос Люджина.

– Это объединение остатков темных аристократических семейств, которые выжили после гражданской войны и лет через пятьдесят после нее пришли к тому, что нужно помириться и договориться о своеобразной селекции, – охотно объяснил Игорь то, что она сама могла прочитать далее. – Их представителям категорически запрещалось вступать в брак с простолюдинами и потомками других богов. Каждый год после достижения половой зрелости и проявления родовых способностей выбирали самых сильных юношей и девушек из этих семейств и обручали их, чтобы потом в браке получить сильных детей. Они верят, что таким образом может появиться темный, достаточно сильный, чтобы его признала корона Гёттенхольдов. Наш Макроут – продукт такой селекции чуть ли не в десятом поколении, и сам уже обручен с дщерью одного из родов. И он действительно силен, по словам Львовского. Это темный, который покушался на ее величество, – напомнил он Люджине.

– Львовский охотно сотрудничает с нами?

– Одиночная камера и допрос сделает желанным общением, – с профессиональным цинизмом откликнулся Игорь. – Но он фанатик, и сам рвется помочь, если это нужно для возвращения Жреца на Туру.

– Что он еще говорил про Макроута? – капитан пролистала записи в поисках допроса Львовского.

– Что он идеалист и дурень. Не был замешан в покушениях на правителей и негативно относился к ним, а также именно ему принадлежала идея совершать набеги на войска иномирян, идущие из Рибенштадта к границе с Рудлогом. Мы связались с блакорийскими военными – они подтвердили, что нападения партизан на врага имели место быть и очень помогали армии. Менталист, присутствовавший при допросе, утверждает, что Львовский не врет.

– То есть, если принимать все сказанное на веру, мы имеем молодого идеалиста, воспитанного как претендента на корону, которому пришлось стать на сторону террористов ради высокой цели. Возможно, его подвиги на ниве борьбы против иномирян – это своеобразное искупление. Договор с совестью.

– Но почему он тогда не идет на контакт? – проговорил Игорь. Он сам мог назвать тысячу причин и пару наиболее вероятных, но ему было интересно, что скажет Дробжек, и приятно обсуждать с ней рабочие вопросы.

– По любой из тысяч причин, – вторила его мыслям Люджина, захлопывая папку. Закрыла глаза, потянулась. – Но я думаю, у него шок. Или просто стыдно, Игорь Иванович. Чтобы понять, права ли я, нужно поговорить с отцом Олегом, который исповедовал Макроута.

– Вы думаете, он откроет вам тайну исповеди? – полюбопытствовал Игорь.

– Нет, – Люджина так и осталась сидеть с закрытыми глазами, откинувшись на спинку сидения. Лицо ее было чуть припухшим, усталым, и Игорь в очередной раз подавил желание настоять на том, чтобы она дожидалась родов дома и бросила работу. – Но я и не собираюсь его об этом спрашивать. Я спрошу, как он считает – хороший ли человек Макроут?

* * *

– Хороший, – подтвердил служитель Триединого, когда они уже сидели за столом в доме Дорофеи Ивановны. Бывшая ликвидаторша поздоровалась с Игорем как со старым знакомым, пробурчав что-то вроде того, что в оружейной новые поставки, можно заглянуть, оценить. А вокруг Люджины развела настоящие хлопоты, нацедив ей огромную кружку молока, поставив на стол банку с черничным вареньем и домашний хлеб. Стрелковский и отец Олег скромно довольствовались чаем.

Впрочем, от обеда они отказались сами и не из-за опасения объесть старушку, а по причине раннего времени. На кухне Дорофее сейчас помогал повар Управления, ибо население бункера с гвардейской охраной принцессы, агентской охраной темного, врачами, сотрудниками, ведущими следствие, и прочими постояльцами, спящими и нет, перевалило за семьдесят человек, и прокормить весь этот отряд даже очень крепкой старушке было бы нелегко. Иногда она в воспитательных целях привлекала к готовке не занятых в дежурствах бойцов.

– Спасибо, – поблагодарила Люджина, намазав хлеб вареньем и откусив кусок, – очень вкусно, прямо, как у моей мамы.

– Я соберу вам с собой, – непререкаемо заявила хозяйка дома и вышла.

– Хороший мальчик, – повторил отец Олег, – который оказался на границе между добром и злом. Это все, что я могу вам сказать.

– Этого достаточно, – Люджина с удовольствием отпила молока. Живот ее ходил ходуном – ребенку, видимо, тоже понравилось варенье.

– И что это нам дает? – поинтересовался Игорь только чтобы поддержать разговор.

– То, что мы будем общаться с ним не как с врагом и заговорщиком, а как с хорошим человеком, – сказала она из-за огромной кружки. Служитель смотрел на нее с улыбкой, и Стрелковский понимал, почему он умиляется.

В любой беременной женщине, в любой матери, говорили в Храме, проявляется Богиня-мать. И крепкая, неуловимо изменившаяся северянка, которая светилась внутренней силой, вызывала и в самом Игоре странное щемящее чувство – будто Богиня коснулась его краешком крыла, наполнив покоем.

Люджина дарила ему покой.

В прошлое воскресенье, когда лил проливной дождь и ветер трепал зеленые кроны деревьев, Стрелковский снова приходил на могилу Ирины. Омываемый ливнем могильный камень с датой смерти напоминал о том, что скоро будет восемь лет, как ее нет в мире.

Сердце болело, но глухо, отстраненно – а ревущий ветер и порывы дождя швырнули принесенные розы ему в лицо, разбросав вокруг могилы. Он собрал цветы и снова положил – их подхватило потоками воды и красной лентой потянуло прочь, по дорожке к возвышающимся вдалеке курганам первых Рудлогов.

Игорь сел на скамью, подставляя лицо под теплый, яростный ливень. Он думал о том, что мир был бы совсем иным, останься его королева в живых. Ангелина Рудлог по-прежнему была бы наследницей трона и уже состояла бы в браке с сильным принцем-консортом. Василину выдали бы замуж за Бермонта, Полину, скорее всего, старшей женой за наследника йеллоувиньского престола: Ирина умела добиваться своего и меньше чем на короля для девочек бы не согласилась. Алина, по всей видимости, стала бы супругой старшего из сыновей Блакори – тот был ее младше всего на четыре года. А от проснувшихся драконов пришлось бы откупаться Мариной. Хотя Ирина с большой вероятностью впала бы в ярость от их требований. Да и вряд ли они бы вообще освободились – ведь движение земли и разрушение Драконьего пика началось именно из-за отсутствия крови Рудлог на троне.

Пески по-прежнему были бы пустыней, и Тура, возможно, долгое время бы оставалась еще крепкой. Не случилось бы нашествия иномирян… или случилось, но гораздо позже, и Ирина бы билась со врагом со всей своей непримиримостью – как билась со Смитсеном.

Как много поменялось – невообразимо много. И как много не случилось из-за его, Игоря, ошибок.

Ветер швырнул ему в лицо заряд дождя, с такой силой, такой плотности, что перехватило дыхание до удушья. И это привело его в чувство. Внезапно Стрелковский увидел себя словно сверху – маленького, сгорбленного, под огромной тучей, под огромным небом. Слишком незначительного для того, чтобы быть причиной таких тектонических сдвигов.