Шрифт:
Закладка:
Она высунула голову как раз в тот момент, когда вошел ее отец и остановился.
— Уроки? — спросил он.
— Э-э... не совсем.
Он вздохнул.
Она ненавидела, когда он так вздыхал, и по какой-то причине ей казалось, что она часто заставляла его так вздыхать.
— За стол, Риси, — тихо приказал он.
Настала ее очередь вздохнуть.
Он стоял, скрестив руки на груди, и ждал.
Она подошла к своему столу и вытащила учебники и тетрадки.
Почувствовала, как рука отца легко обхватила ее шею сбоку примерно за секунду до того, как она это почувствовала, его губы коснулись ее волос.
— Самая красивая девушка в мире, — пробормотал он, затем отпустил ее, и она поняла, что он направился к двери.
Если у него появится горячая красотка, он будет продолжать ее считать самой красивой девушкой в мире?
Скорее всего, нет.
Черт возьми.
Она оглянулась через плечо на часы у кровати.
Было без десяти восемь. Папа никогда не заходил к ним так поздно проверить, сделали ли они домашнее задание.
Но он был занят разговором по телефону с той женщиной, поэтому опоздал.
Кларисса вернулась к своим учебникам, думая: «Блин».
* * *
Лежа на спине в своей кровати в темноте, невидящими глазами уставившись в потолок, с твердым членом, прижав телефон к уху, он слушал, как кончает Дасти.
Затем он подождал несколько секунд, прислушиваясь к ее дыханию.
Затем тихо спросил:
— Ты в порядке?
На что она с придыханием ответила:
— О да, дорогой.
Он улыбнулся в темноту.
Затем, все еще задыхаясь, услышал, как она прошептала:
— Ты хорош в этом.
Она имела в виду секс по телефону.
— Оказывается, когда дело касается тебя, у меня разыгрывается воображение.
Он слушал ее мягкий, сексуальный, музыкальный смех.
— Завтра на работу, Ангел, я должен тебя отпустить, — прошептал он.
— Что насчет тебя? — прошептала она в ответ.
— В следующий раз.
— Ты в деле.
Он снова улыбнулся в темноту.
Она находилась за тысячу миль отсюда, но все равно ждала с нетерпением.
— Хорошо выспись, — приказал он.
— О, обязательно, — ответила она, он услышал улыбку в ее голосе, и ему было чертовски приятно, что именно он вызвал у нее улыбку.
— Ночной красавчик, — тихо позвала она.
— Ночной Ангел. Поговорим завтра.
— Потрясающе, — прошептала она.
Он усмехнулся, прошептал в ответ:
— Пока, — услышал то же самое, и его большой палец нашел кнопку отключения.
Затем он бросил телефон на тумбочку, перекатился на бок, взял подушку и обхватил член рукой.
Потребовалось пять минут, чтобы его член освободился, и он смог заснуть.
И пока он бессознательно это делал, то улыбался.
4
Отделаться
Утро вторника…
Бью Лебрек ехал на своем внедорожнике по грунтовой дороге к дому Дасти.
Дому, который раньше был и его домом.
Он видел дом в стиле ранчо, небольшой сарай с двумя стойлами, где она держала двух своих лошадей, и сарай такого же размера, где она творила и обжигала свою глиняную посуду. И это все, что он видел. Его женщина владела двадцатью акрами между двумя огромными ранчо, и все остальное, что он видел, было ничем иным, как землей.
Зачем ей понадобилась эта земля, он понятия не имел. Она не рассказывала ему об этом. Она заплатила какому-то мексиканцу, чтобы получить эту землю. Сказала ему, что ее лошадям нужно место для прогулок, Бью решил, что это правда, так как ее задница каждый день была в седле. Она говорила, что это была ее своего рода фитнесс тренировка.
Зачем ей понадобилась еще одна фитнесс тренировка, он тоже понятия не имел. Она занималась йогой и пилатесом, ездила в город два раза в неделю на занятия, и в одной из ее трех спален у нее была чертова куча тренажеров. Она также ходила на какие-то сумасшедшие занятия, которые называла «тренировочным лагерем для новобранцев». Она возвращалась оттуда раскрасневшаяся и потная, но ухмылялась, как идиотка, а потом весь следующий день жаловалась, что у нее болят все мышцы. Хотя ворчала она с улыбкой, как будто ей нравилось, что у нее болят все мышцы.
И совершала она свои вылазки с Джеррой, сообщницей по преступлению. Говорила, что делала это для того, чтобы есть и пить все, что захочет. И, черт его знает, но Дасти Холлидей и в правду ела и пила все, что хотела. Вот почему, даже будучи такой занятой, какой она всегда была, на своих занятиях, со своими лошадьми, творя все эти горшки (возможно, она не заботилась о своей земле, но ей нравилось, что у нее росли цветы) и работая в сарае, она никак не могла сбросить эти лишние десять фунтов. Он продолжал уговаривать ее отказаться от текилы и шоколада. Сначала она просто улыбнулась ему. Позже ее глаза остановились на нем, и она скажет, чтобы он пошел к черту.
Нехорошо.
Он припарковался и вышел, услышав музыку, доносящуюся из сарая. Это не означало, что она находилась там. Она заходила в дом, а музыка продолжала греметь из сарая. Опять же он понятия не имел, как она могла создавать свою керамику, когда вокруг нее взрывался рок и кантри. Он не увлекался ее барахлом, но даже он понял, что керамика Дасти была, бл*дь, бомбой. С другой стороны, бомба заключалась в ценниках, которые она наклеивала на свою керамику. Но такая красота, подумал он, не может создаваться под рок-н’рол и кантри.
Он вошел в дом и в ту минуту, когда вошел, понял, что Иоланда недавно здесь побывала. Дасти было наплевать в каком состоянии она содержала свой дом или не заботилась о своих вещах. Он никогда не встречал женщину, способную устроить такой беспорядок и которой было бы наплевать на это. Единственное, что могло задеть Дасти, так это состояние кухни. Когда она готовила, она устраивала ужасный бардак, и она могла оставить его на ночь, но первым делом на следующее утро все убирала. И она всегда тормошила его задницу, чтобы он клал посуду в посудомоечную машину и вытирал за собой столешницы.
Он этого не понимал. Если бы Иоланда не приходила раз в неделю заниматься уборкой и стиркой, их спальня была бы по колено завалена одеждой и обувью, а она бы отправилась покупать новое нижнее белье, нежели старое загрузить в стиральную машину. Но Дасти