– Ее среди них нет, там вообще не было ни одной женщины, – убежденно заявил он.

Если он верно догадался по поводу потерянных на Территории, то женщин и впрямь не могло быть в этой толпе: за много лет существования «Вятки» Ирина стала первой и единственной представительницей прекрасного пола, отправившейся на маршрут. Хотя он прекрасно понимал, что аргумент так себе. Ведь Овручанский, который даже не успел надолго пропасть из его поля зрения, обнаружился именно среди безглазых, а стало быть, и вторая клиентка могла где-то там затеряться – это во-первых. Во-вторых, Рябой в какой-то момент засомневался: да, другие группы довольно часто не возвращались в Бекетово в том же составе, в каком выходили на маршрут, а иногда проводники умудрялись оставить в аномальных землях всех своих клиентов. Но чтобы их набралось столько?! В голове не укладывалось. Неужели действительно количество «невозвращенцев» перевалило за такое немыслимое значение? Или тут маются пропавшие и на иных Территориях тоже? Или вывод Рябого скоропалителен и ошибочен в своей сути? Он никогда не то что не знакомился с чужими клиентами, но и не запоминал толком их внешность, поэтому ему сложно было бы определить, нет ли в толпе подопечных Шабарова и прочих проводников, – но уж своих-то «туристов» он мог бы узнать, правда? Пусть не по обезображенным лицам, но хотя бы по одежде? Да, он не разглядывал этих несчастных пристально, отводил глаза, и все же…

Тогда, наверное, следует разобраться получше, пока они не отошли далеко? Просто чтобы убедиться в собственной правоте или ошибке.

Тем не менее что-то подсказывало Рябому: стоит им вернуться обратно – и толпа безглазых уже никого из них не выпустит.

Двое мужчин брели по песку в полном безмолвии, говорить было не о чем, каждый думал о своем, и казалось, что этой пустыне не будет конца.

– Смотрите, там огонек горит! – Овручанский радостно завопил и начал тыкать куда-то пальцем, но Рябой, едва не сломав глаза в попытке что-либо разглядеть во тьме, посчитал это игрой воображения.

– Нет там ничего, – отмахнулся он и безучастно побрел дальше, однако Андрей Петрович схватил проводника за руку и буквально силой поволок на огонек, который видел только он.

– Полегче! – огрызнулся Рябой, хотя уже и сам различил во тьме небольшую искорку, которую можно было сравнить разве что с тельцем светлячка в дремучем ночном лесу.

Чем ближе они подходили, тем явственнее слышались женские всхлипывания. Казалось, будто кто-то ползал по песку…

– Ирина! – позвал Рябой, но всхлипывания не прерывались, словно его никто не услышал. – Вы здесь? – Рябой подобрал с земли пластиковый брелок с маленьким фонариком. – А вот эту штуку я помню. И вы должны помнить – Ирина же при вас снимала ее со связки ключей.

Он начал методично ходить кругами, каждый раз увеличивая радиус.

Проводник наткнулся на Ирину совершенно случайно и поначалу принял ее за ком тряпья, прежде чем сообразил, что перед ним человек. Этот нелепый ком едва слышно всхлипывал, буквально закопавшись в грунт.

– Ирина? – Рябой нагнулся над женщиной и повернул ее к себе лицом. – Эй, это я.

Та посмотрела на него отсутствующим взглядом, совсем не соображая, где она находится и что делает, а ее правая рука с монотонностью робота продолжала загребать песок, будто женщина хотела что-то откопать. Вся ее одежда была такой пыльной и грязной, словно она проползла через всю безмолвную пустошь на своем брюхе. Одному богу известно, что ей привиделось и почему она так себя вела. «Главное – нашлась!» – подумал Рябой, пытаясь поставить ее на ноги и при этом сильно встряхивая, чтобы привести в себя.

– Да очнитесь же вы наконец! – разозлился проводник и уже собирался отвесить клиентке пощечину, когда в лицо ударил свет, а сверху обрушился холодный дождь. Полыхнула молния, и от горизонта до горизонта пророкотали громовые раскаты, заставляя путников осознать, что они выбрались из безмолвного плена.

Рябой завертел головой, удостоверяясь, что оба клиента выбрались вместе с ним. Овручанский мялся рядом и улыбался, как ребенок, подставляя холодным струям усталое лицо.

– Прошли, – невольно вырвалось у Рябого.

И тут тело женщины обмякло, и она без сознания повалилась прямо на стылую холодную землю.

Глава седьмая

Группа Волкогонова

Путники уже несколько часов брели вверх по течению Сухого ручья, хотя ни о каком течении речи и не шло, ведь на дне русла не было заметно ни капли воды.

– И что же мы ищем? – не удержался от вполне уместного вопроса Птенец.

– Любую переправу, – нехотя ответил Волкогонов, который уже начал сомневаться в том, что они эту переправу отыщут. Каждый раз, сталкиваясь с Сухим ручьем, проводник поднимался по течению, но мост обнаруживался всегда в разных местах, будто «Вятка» нарочно переставляла его с места на место. Потому он и не мог с точностью сказать, когда они переберутся на противоположный берег.

Борис, медленно переставляя ноги, плелся в хвосте группы. Встреча с бывшим сослуживцем серьезно выбила его из колеи, всколыхнув старую рану, о которой он давным-давно позабыл. Изредка он бросал взгляд на дальний берег, который манил его, всем своим безмятежным видом намекая, что ничего с путником не произойдет, если он просто пересечет безопасное русло. Несколько раз он даже порывался спуститься вниз, но грозный взгляд Волкогонова пресекал эти опасные попытки. Проводник присматривал за Сложным, понимая, что с Борисом творится что-то неладное. Он был практически уверен, что «Вятка» уже влезла ему в голову и теперь заставляет заглянуть в глубины души. А то, что у Бориса в душе не все гладко, было понятно по одному взгляду, едва тот вышел из вагона на станции Бекетово.

Взглянув в очередной раз на другой берег, Борис застыл на месте, увидев фигуры людей, укутанных в тряпье, которое развевалось на ветру. Лица женщин были скрыты грязной тканью; рядом с ними стояли босоногие детишки, чьи лица были испачканы копотью; тут же, опираясь на деревянные палки, на Бориса с того берега смотрели седые старики.

Он знал эти лица, он помнил жителей деревни, которую они сожгли. Теперь эти люди пришли задать ему немой вопрос: за что? Их было так много, что стоять им приходилось рядами. Все они смотрели, как Борис медленно бредет по противоположному берегу. Их будто разделял Стикс, но, в отличие от легенды, на Сухом ручье не было паромщика. Мертвые безмолвствовали.

– Кажись, Бориса крепко накрыло в «плешке», – предположил Птенец, поглядывая на Сложного, который надолго замирал, высматривая что-то вдали.

«Здесь каждому несладко», – хотел ответить Волкогонов,