Шрифт:
Закладка:
Мама бледнеет, и мне становится так стыдно, что слезы брызжут из глаз.
— Мамочка, прости, я не хотела… — бросаюсь к ней на шею, и чувствую, как ее трясет. Меня тоже трясет. — Мам, ну пожалуйста…
Она отводит с лица упавшую прядь и неловко мне улыбается.
— Ты права, Мышка, права. Не получится сказать одному, не подняв со дна остальную муть. Топольский попросил позаниматься с Никитой английским, я отказалась. Он по-своему пытается помочь своему сыну…
— Откуда ты знаешь, что надо его сыну? — горько спрашиваю, стараясь не вспоминать глаза Никиты и ту боль, с которой он на меня смотрел. — Возможно то же самое, что им нужно было от тебя. Я не верю в чувства таких как Топольские, мама.
И попадаю в точку. Она смотрит на меня грустным взглядом и согласно кивает. А я понимаю, что мои подозрения оправдались.
Он ей до сих пор нравится. Не хочется думать, что мама способна предать память папы Леши и что она все это время любила Топольского. Но ей не все равно, это точно.
— Пойдем ужинать, — говорит мама, и я плетусь на кухню в полном раздрае.
***
Вечером долго лежу в постели, уставившись в потолок.
Лузер. Им нужен лузер.
Можно отморозиться и остаться в стороне. Пускай все продолжается, пускай избалованные элитные делают ставки на тех, кому нужны деньги и кто готов стать подопытным животным.
Поднимаюсь и выглядываю в зал — мама спит, отвернувшись к спинке дивана. Плотно закрываю дверь и включаю настольную лампу. Достаю шкатулку со всякой мелочью — заколки, брошки, резиночки. Долго роюсь, не могу найти. Неужели ее здесь нет?
Нашла. Красивая заколка в виде красного цветка. Примеряю перед зеркалом — не то, не бросается в глаза.
Беру ножницы и отковыриваю цветок от зажима. Нахожу подходящую брошь и клеевым пистолетом приклеиваю цветок к броши.
Теперь совсем другое дело. Пускай сохнет. Из шкафа достаю платье, которое мама купила мне по совету Ларисы. А та разбирается в одежде.
Платье очень красивое, глубокого оттенка цвета спелого баклажана. Отделка — нежный кремовый воротничок. Несколько минут любуюсь нарядом, со вздохом беру ножницы и… не поднимается рука. Не могу просто отрезать.
Выворачиваю воротник и вспарываю стежок за стежком. У меня впереди длинная ночь, успею. И пока руки делают монотонную работу, мысли медленно кружат вокруг одного-единственного человека — Никиты Топольского.
Глава 13.1
Никита
Вчера отец сказал, что Дарья отказалась заниматься со мной английским. Я и не сомневался, теперь я точно знаю, что это она во всем виновата.
В лицей собираюсь через силу. Анвар заезжает на такси, он тоже не любит кататься с водителем. Едем молча. Годный у меня друг, никогда не пристает с расспросами. Знает — захочу, сам расскажу.
Поднимаемся на второй этаж, ко мне подходит Алиса, подруга Милены.
— Ник, го поговорим.
— О чем? — не двигаюсь с места. Знаю ведь, о чем. Или, скорее, о ком.
— Хватит флексить, — морщится она, — идем.
Иду за ней в соседний коридор и ничуть не удивляюсь, когда вижу там Милену.
— Ник, — подбегает она, обнимает за шею и прижимается всем телом, — не агрись, Ник! Я скучаю! Тебе не надоело? Давай мириться, Никита…
Алиска стоит у окна, как будто не слышит нас и не видит. Но я даже при ней не хочу унижать Милену.
Аккуратно расцепляю ее руки и убираю с шеи.
— Мил, перестань унижаться. Я серьезно. Между нами уже ничего…
— Вау! — перебивает меня Алискин изумленный голос. — Ничего себе, Заречная жжет! А у нее неплохая фигура, оказывается…
Отбрасываю руки Милки, подлетаю к окну и покрываюсь ледяной испариной. Маша. Нет. Только не это.
Фиолетовое платье и красный цветок на груди слева. Идет к центральному входу, и все во дворе оборачиваются ей вслед.
Офигительно тоненькая и соблазнительная. На какое-то время даже залипаю, забыв, что вообще происходит, а потом отталкиваюсь от окна и выскакиваю из коридора.
Срываюсь на бег, хоть в стенах лицея это запрещено. Плевать.
На лестничной клетке сталкиваюсь с Максом, он тоже бежит к двери. Внезапно в голове всплывают разрозненные кадры. Тайные переглядывания, совместные обеды, которые я посчитал ухаживаниями за Машей. Несколько раз видел, как Мышь с ним и Голиком уходили вместе из лицея.
Знаю, что ему отказали учредители, буквально вчера. Мозг простреливает — это они, они ее подговорили. Разворачиваюсь и с силой бью прямой в челюсть, а потом догоняю в солнечное сплетение.
— Это ты ее туда отправил…
Макс не зря чемпион по борьбе — я тут же улетаю в ближайшую перегородку, и осколки стеклянного витража с грохотом сыплются прямо мне на голову. Инстинктивно закрываюсь руками.
— Поднимайся, Ник, — слышу как через вату. Осторожно открываю глаза. И вижу перед собой протянутую руку.
Оглядываюсь. Я сижу посреди осколков, окрашенных красным. Ладони и запястья иссечены мелкими порезами. А надо мной стоит Каменский с разбитой губой и протягивает руку.
— Да пошел ты… — пытаюсь встать сам, и он приседает рядом на корточки.
— Это не я, Никита, — смотрит на меня с безысходностью в глазах, — клянусь, я бы ни за что…
— Топольский, Каменский, в медпункт. А потом к директору, — слышим грозное над головами. Попали.
— Заткнись, — говорю Максу.
— Это ты заткнись, — отвечает зло, вытирая рукавом кровь.
В медпункте меня долго поливают перекисью и заклеивают ссадины пластырем. Каменский ждет снаружи, привалившись к стене. По другую сторону двери ждет Мамаев.
— Мы огребать идем, Анвар, ты иди в класс, — отправляю друга, — а то прогул влепят.
— Ты в порядке, Ник? — вглядывается он в меня с тревогой.
— В порядке, — киваю.
Незачем мне создавать ему проблемы с отцом и братьями. За успеваемостью Анвара следит его старший брат, он же ходит на собрания и состоит в родительском чате. А Умар Мамаев — это настоящая ходячая реклама боев без правил. Так что лучше не рисковать.
Каменский отлипает от стены и идет за мной, я молча шагаю к лестнице.
— Ты иди в отказ, я сам отмазывать буду, — предупреждает он из-за спины.
Посылаю сквозь зубы, но в кабинете
