Шрифт:
Закладка:
Первую ночь на чужой земле мы провели в гостинице в Трауме. Было ли это знаком, которого никто из нас не мог тогда разгадать? Не знаю, в Ночи все иначе. Понимаете, отец-командор, не наоборот, а именно иначе.
Мы все приехали в Найт не с пустыми руками, что позволило нам устроиться пусть не так хорошо, как на родине, но вполне достойно и будучи первыми получили дозволение ее светлости сами избирать место поселения. Мартин немедля поступил на военную службу (сколь помню, он обратился с этой просьбой к леди Джейн еще в нашу первую встречу с ней) и уехал в дальний гарнизон у южной границы. Хотя собственное рвение он объяснял своим относительно скромным достатком, за этим скрывалось нечто иное. Мне показалось, что Мартин с облегчением покинул нас, словно общество наше было в тягость ему. Да и потом он старался навещать нас как можно реже, ссылаясь на строгости службы.
Ну ладно, он не любил своего чересчур благоразумного брата, равно как и его жену (он просто не мог пройти мимо нее, не уколов ее какой-либо не всегда приличной остротой). Но я, кажется, ничем не обидела его, и сэр Генри всегда был так добр к нему. А его сын, Гордон, тот просто обожал Мартина, что временами выводило из равновесия жену его, Бетти.
Стентон неожиданно тоже поступил на службу, истолковав свой поступок в свойственной ему практической манере: «Если уж нам суждено остаток жизни провести в Найте, то я хочу достичь здесь всего, чего только можно достичь». И действительно, очень скоро он завел знакомство с многими высокородными семействами Найта.
Надо сказать, простота общения, свойственная ее светлости, вовсе не типична для здешней знати. Местные лорды не менее гордятся своим происхождением, чем наша аристократия, образуя замкнутый круг, быть причисленным к которому задача для постороннего почти неразрешимая. Отчасти это объясняется тем, что каждый из них имеет в своем замке малый Храм Ночи, где он является единственным священнослужителем, как говорят здесь – Посвященным Храму. Тем не менее, приобщиться к избранным можно, поскольку одно только высокое происхождение не дает права величаться Посвященным Храму. Разумеется, необходимо поменять веру. Но не думаю, что это остановило бы Чарльза…
Последние слова мисс Пиил произнесла безо всякого гнева, и я невольно подумал, что возможное отступничество Стентона в отличие от воображаемой измены Мартина нисколько не смущает ее. Снисходительность или равнодушие?
– Знаете, что удивило меня сразу, едва мы устроились на новом месте? – мисс Пиил глубоко вздохнула, словно собираяясь сказать нечто важное. – Спокойствие и безопасность здешней жизни. Нет, я не стану утверждать, что в Найте ничего не случается, но, когда я отправляюсь навестить соседа, мне нет нужды брать собой отряд вооруженных слуг. Двух-трех сопровождающих (скорее для приличия) более, чем достаточно. Здесь не бунтуют ни дворяне, ни простолюдины: и те и другие опасаются перейти определенную черту. Можно подумать, что причиной тому – суровые законы, но это неверно.
Вы, конечно, помните указы против разбойников, введенные королевой Марией сразу после восшествия на трон? Они, конечно, несколько обезопасили наши дороги, но вместо схваченных грабителей появлялись новые, и одна казнь сменяла другую. Нет, здесь существует нечто иное.
Понимаете (мисс Пиил с мольбой всмотрелась в глаза мои, словно не надеясь, что я постигну то, что она сказать мне), в Найте гнев Божий – не грозное слово проповедника, но живое действие. Если поля страдают от засухи или наводнения, здешние жители не говорят о наказании Небесном, только о дне несчастья. Ибо каждый житель Найта знает, Ночь не карает всех подряд, а общие беды приходят и уходят. Ведь жизнь не может состоять только из счастливых дней.
И когда тяжелая ладонь Ночи опускается на голову виновного, не задается он бессмысленным вопросом: «За что, Владычица, наказываешь меня?», ибо точно знает, за что.
16
Мисс Пиил умолкла как выдохлась и лишь утомленный взгляд ее все еще пытался что-то сообщить мне. Но я не понимал ее и потому задал свой несправедлиый вопрос:
– Уж не уверовали вы Ночь мисс Пиил?
Ответом мне был смех ее, горький кашляющий смех. Так смеяться могло лишь Отчаяние.
– Веруете ли вы в дождь, отец-командор? Или в снег, неизменно выпадающий с наступлением зимы? Или в восход солнца, с которого начинается утро? Все это просто существует, не требуя нашего подтверждения верой. Так и Ночь… Вы должны были спросить меня: поклоняюсь ли я Ночи? Нет, я не поклоняюсь Ей, но чувствую ежеминутное присутствие Ее за моей спиной. А хотела бы ощущать присутствие Всевидящего. Помогите мне, отец-командор.
И что мог я сказать душе, измученной жаждой Света, если Тот, чье присутствие я ясно ощущал рядом лишь внимательно молчал в ответ? И я лишь пробормотал голосом, тепла желаемого лишенном:
– Продолжайте дальше, сестра моя.
– О том, что Мартин стал игроком, я узнала от сэра Джемфри Поула. Да-да, не удивляйтесь. Хоть я и жила довольно уединено, все же невозможно спрятаться от здешней жизни. Да и было бы невежливо не отвечать на приглашения и прочие знаки внимания соседей наших. А сэр Джемфри владеет небольшой усадьбой, как раз рядом с тем городком, где мы поселились. И как-то в пятницу (некоторые местные лорды, государыне своей подражая, тоже завели обычай в этот день посещать друг друга без приглашения) он приехал к сэру Генри в сопровождении Стентона. И после обеда, когда мужчины наполнили свои бокалы особо крепким сладким вином, сэр Джемфри завел разговор об Игре. Будь с нами в тот день его старший брат, сэр Реджинальд, этот разговор, возможно, не состоялся бы вовсе и тогда, может быть, бедный Мартин был бы жив…
Мисс Пиил опять умолкла на некоторое время, и я не смел торопить ее, хотя и время торопило меня, с каждой минутой приближая наступление следующего дня и, стало быть, завершение моей миссии, которую я еще и толком начать не сумел.
Кто-то осторожно коснулся
