– Он нам скоро перезвонит. Там и решим, что делать дальше. А сейчас давай выпьем кофе. Спать я уже не смогу, это точно.

– Эстер, – начинаю я и останавливаюсь в раздумьях. Но если сейчас я не задам этот вопрос, то не задам его никогда: – Расскажи мне про это кольцо. Я знаю, что его сделали на заказ. Зачем? Что оно означает? Клянусь, я никому не расскажу!

Эстер удивленно вскидывает брови, но с ответом не спешит.

Она медленно ставит чашки, наливает кофе, и, поинтересовавшись, как я его люблю, добавляет сливок и сахара в одну чашку. И только сев на стул, она тяжело вздыхает. Я уже не уверенна, ответит она на мой вопрос или нет, но все же терпеливо жду.

– Странно, что ты спрашиваешь, ну да ладно. Расскажу тебе. Вообще я уже давно не люблю об этом говорить.

Я киваю в знак благодарности.

– Моя мама была русской. – Пауза, во время которой я удивленно ахаю. – Папа, как и у тебя, аргентинец. Но то были другие времена. Все было по-другому. Жить с иностранцем в Советском Союзе было очень трудно, да и опасно. И родители переехали сюда, в дом папиных родителей. Родилась я, и мама затосковала. Она страдала от того, что больше не может выступать в цирке, от того, что так далеко от ее любимой России.

– Значит, она умерла?

– Нет. Она уехала… – Эстер поджимает губы, и я мысленно ругаю себя за то, что задела болезненную тему. Но я должна узнать как можно больше, и поэтому даже не думаю останавливать ее. – Мне было пять лет, когда она оставила и меня и папу. Я не виню ее в том, что она скучала по Родине.

– А в том, что она оставила пятилетнего ребенка? – вырывается у меня.

Хорошо мне говорить – ребенку, которого холили и лелеяли с тех самых пор, как он издал свой первый писк.

– Для каждого ребенка мама – самая лучшая. И даже когда она оставила меня, папа уверял, что она поехала домой, потому что так надо, потому что она не могла по-другому. Он никогда плохо не говорил о ней.

Каково, должно быть, тяжело расти без мамы…

– А кольцо? – Я решила вернуть разговор в нужное мне русло. – Кольцо тут при чем?

Возможно, это крайне бестактно, но мне во что бы то ни стало, надо приоткрыть завесу тайны. Я уже, можно сказать, воображаю себя миссис Марпл, разве что не такой старой.

– Ты будешь смеяться, но со временем я стала идеализировать маму. Придумывать небылицы. И уже когда вышла замуж, я захотела иметь что-нибудь, что бы связывало меня с ней. Я нашла старую фотографию, на ней была запечатлена ее рука. Только рука. А на руке было кольцо. Кольцо было удивительно красивым, и я захотела сделать себе такое же. Вот и вся история. Ничего особенного.

– Поэтому у Марты был рисунок этого кольца? – Размышляю я вслух.

– Да, Марта рисует очень хорошо, и я попросила ее сделать набросок. А почему ты спрашиваешь? Странно, что кольцо тебя заинтересовало?

– Да так, просто так. Красивое кольцо.

Мы долго сидим в тишине, пока я не задаю еще один вопрос:

– Эстер, а ты не общаешься со своей мамой?

– Нет, от нее пришло несколько писем, после того, как она уехала. В одном она написала, что ждет ребенка, а в другом, что родила девочку Варвару. А потом писала, что снова вернулась в цирк, и счастлива. И все. Больше мы от нее ничего не слышали.

– Она работала в цирке? Ничего себе…

– Да, в паре с каким-то известным в то время иллюзионистом. По тем временам они делали совершенно сумасшедшие вещи, и она много ездила с шоу. Но это мы уже знали от моих бабушки с дедушкой, которые остались в Москве.

– Значит, у вас есть родственники в Москве?

Эстер опускает голову и мне становится стыдно, что я продолжаю расспрашивать ее. Ведь уже ясно, что она не имеет никакого отношения к той ведьме. Возможно, в то время можно было купить такое кольцо на каждом углу, и ничего удивительного в том, что у двух разных женщин они оказались.

– Я уже несколько лет пытаюсь найти хоть кого-нибудь. Ведь у меня осталась там сестра. Мама – не знаю, жива еще или нет. Конечно, я хотела бы с ней поговорить, слишком много наболело за эти годы. Но сестра-то должна быть где-то. И она, возможно, даже не знает обо мне.

– Эстер, спасибо, что рассказала мне эту историю. И прости, что я спросила, я вечно сую свой нос куда не следует. Еще кофе?

Мне и в самом деле очень неудобно из-за того, что я так навязчиво расспрашивала ее, но после того, что случилось с Мартой, мне кажется, уместным может быть все что угодно. И если бы я не спросила ее сейчас, находясь в состоянии аффекта от неожиданного приступа Марты, то никогда бы не набралась смелости. Мы просидели еще с час, устало беседуя. Я рассказала Эстер, что у нас есть программа, на которой ищут друг друга давно потерявшиеся люди, и пообещала, что сделаю все возможное со своей стороны, чтобы помочь ей найти маму и сестру. Эстер меня больше не пугала. Она превратилась в несчастного человека, лишенного материнского тепла и любви.