Вероника

Через два дня Клыков действительно потащил меня на гору. Вот прямо сам взял и потащил. На руках. Сказал, что теперь можно. А до этого два дня меня из дома не выпускал. Аргументируя это тем, что грянули морозы и мне будет холодно. Ага, два раза! Так я и поверила.

Правда, приоткрыв дверь и встретившись с потоком ледяного воздуха, погоняемого ветром, я тут же передумала идти в какой-либо поход. И даже решила, что экстремальный туризм – это совсем не мое. Однако ж…

– Я могу сама ногами идти, – я отплевала с лица мех какого-то мамонта, в шкуру которого была завернута, и покосилась на Леонида.

– Верю, – кивнул он, не снижая темпа.

– Почему ты эту елку обошел слева? Справа же ближе было бы, – сменила я тактику.

– Это сосна, – невозмутимо было сообщено мне.

Я зарылась носом в меховую опушку своего одеяния и запыхтела, пытаясь придумать способ пойти ногами.

– Мне нужны физические нагрузки, – в моем голосе проскользнула обида.

Клыков вздохнул, остановился и укоризненно посмотрел на меня.

– Здесь не самый подходящий рельеф, – поджал он губы.

Я осмотрелась. Гора, как гора. Склон достаточно пологий, чтобы я взобралась. Наст крепкий, если учесть, что на нем стоит здоровый мужик, да еще и меня в руках держит.

– Я все же попробую пойти своими ногами, – уперлась.

– Ты не сможешь, – покачал он головой.

Я скрипнула зубами. Ну уж нет. За кого он меня принимает? Я не бесправная собачка!

– Отпусти меня. Я ногами пойду, – потребовала.

Клыков минуту колебался, не зная, что со мной делать. Потом все же спустил меня с рук, ставя ногами в снег. Я радостно потопталась на месте и сделала шаг к ближайшему валуну…, где благополучно провалилась по самые плечи. У-у, ненавижу!

– Я же говорил, – прокомментировал мое положение Леонид.

– Ты специально так сделал, – я принялась отплевываться от снега.

– Я поставил тебя на промерзшую тропинку, ты сама с нее сошла, – тут же уличили меня в самодурстве. В ответ я могла только зубы стиснуть. Мужчина наклонился ко мне, ловко обхватил за плечи и помог выбраться из снежного плена. – Теперь я понесу тебя до самого плато, – спокойно сказал он, отряхнув от снега, забившегося мне во все места.

– Ну и ладно. Тебе же тяжелее, – хмыкнула я, признавая его правоту. Больше никогда в горах с ручек слезать не буду.

Клыков нес меня еще около часа, прежде чем мы с ним достигли нужного места. У меня дух захватило не только от открывшегося вида, но и от порыва холодного ветра, швырнувшего в нас ледяную крошку. Я зажмурилась, пережидая, когда это закончится. А когда открыла глаза, Леонид уже стоял на краю плато со мной на руках и смотрел вдаль.

– Красиво, – восхитилась я. – Я бы хотела это нарисовать.

– Я бы хотел посмотреть, как ты это рисуешь, – отозвался Клыков глубокомысленно. – Мне понравился мой портрет, – вдруг заявил он.

Я начала медленно заливаться краской, хотя на таком холоде это было трудно.

– Ты видел? Блин, – я поморщилась, – я же еще не доделала.

– И сколько времени тебе понадобится на доделку? – Леонид был совершенно невозмутим.

– Не меньше недели, – пожала я плечами.

– Я никуда не тороплюсь, – улыбнулся он. – Идем, за тем валуном не такой сильный ветер, а вид ничуть не хуже. Да и время обеда уже. Иннофунтий нам с собой еды собрал.

За валуном действительно оказалось теплее. И горячий отвар с теплыми пирожками пришелся к месту. Только я с непривычки ежилась. И охота кому-то в таком месте жить? Хотя, на горе кроме нас я никого не заметила. Видимо, все же горный домик здесь использовался только в экстренных случаях.

– Здесь, наверное, летом еще красивее, – мечтательно произнесла я, рассматривая голубоватую линию горизонта.

– Летом тебя здесь гнус съест, – фыркнул Леонид, – но мы можем прийти сюда весной, пока насекомые еще не проснулись, или осенью после первых морозов.

– До осени я здесь точно не задержусь, – покачала я головой.

Клыков почему-то напрягся.

– Тебе здесь плохо? – Он выглядел расстроенным, отчего мне тут же стало не по себе.

– С чего ты взял? Мне здесь нормально, – я отхлебнула из крышки термоса. – Но мой дом в моем родном городе. Я не собираюсь прожить в Мае всю жизнь. Это не то место, где я чувствую себя счастливой, – пояснила с грустной улыбкой.

– А где ты чувствуешь себя счастливой? – Тут же поинтересовался мужчина.

У меня совсем настроение пропало.

– Нигде, – проворчала.

Клыков задумчиво осмотрелся.

– Так если нет разницы…

– Разница есть, – резко прервала я его. – Там я одна и не должна ни перед кем отчитываться о своем состоянии. И вообще, одной проще. Никто в тебе не разочаровывается, никто не хочет заставить делать то, чего ты делать не хочешь…, – я мысленно обругала себя за излишнюю откровенность, но остановиться уже не могла. – А здесь мне просто житья не дадут в попытках сделать мою жизнь лучше на свой лад. Все думают, что лучше меня знают, что мне нужно в этой жизни.

– А что тебе нужно? – Заинтересованно спросил Клыков, никак не реагируя на мою излишнюю экспрессивность.

Я, насупившись, запыхтела, как ёж. Ну чего он ко мне пристал!

– Да не знаю я, что мне нужно! Чтобы никому не было до меня дела нужно! Чтобы я сама распоряжалась своей жизнью, – я набрала в грудь больше воздуха. – Чтобы моя жизнь принадлежала мне!

Последнее я проорала так, что с макушки ближайшей сосны слетел снег (знаю, что просто совпадение, но стало почему-то приятно).

– Ты знаешь, для оборотня это очень странное желание, – сказал Леонид через минуту.

Я заинтересованно на него посмотрела.