– Вы зачем приехали? – спрашивает Вадим устало, а мать его хмурится, снова обводя комнату взглядом. То ли грязь ищет, то ли пытается справиться с эмоциями.

Машинально отмечаю, как Вадим похож на неё, а вот его сестра – на папу.

– Я целый день пыталась до тебя дозвониться! – наращивает амплитуду голоса. – Чуть с ума не сошла от волнения, а ты даже ни разу о матери не вспомнил! Уехал в деревню и думаешь, что спрятался.

Я всё-таки спрыгиваю на пол, не зная, как себя вести. На меня упорно не обращают внимания, будто я пустое место, и это дико неприятно. Мне не нужны пироги и почести, но и элементарная вежливость не помешает. Доброе слово – оно, как известно, и кошке приятно.

– Вадим, я пойду, – говорю тихо, а он цокает языком, ставя рукой преграду.

– Со мной всё хорошо, – голос Вадима уставший, но он улыбается. – Не надо было ехать.

– Забыла посоветоваться, – хмыкает его мама, а папа выходит молча из комнаты. Вот бы и мне так же слинять тихонечко. – Ты мой сын, и я имею право волноваться. Вы, дети, меня в гроб загнать решили, наверное.

– Мама, откуда у тебя эти фантазии?

– От верблюда! Одна, значит, разводится, второй в деревню сбежал, будто за ним свора собак гонится. И всё это за моей спиной, всё это делается так, будто мать ничего для вас не значит.

Вадим вздыхает, а мама наконец-то удостаивает меня пристальным взглядом:

– Елена Павловна, – представляется, а я откашливаюсь, пытаясь совладать с голосом.

– Катя, – хриплю и улыбаюсь, хотя совсем не чувствую лица.

– Очень приятно, – натянутая улыбка в ответ, лучше любых слов показывающая, что ничего приятного для Елены Павловны на самом деле нет. – Но мне кажется, уже поздно, а у нас тут семейный разговор.

Всё, хватит. С меня достаточно.

– Мама! – нервничает Вадим, а Елена Павловна, как ни в чём не бывало, присаживается за стол.

Ждёт, наверное, когда я уйду, потому использую паузу, чтобы всё-таки сбежать. Я не хочу здесь оставаться, не хочу чувствовать себя кем-то вроде червяка, а именно настолько ничтожной я себя ощутила под взглядом этой красивой и бесспорно замечательной женщины.

– Мне, правда, надо домой, – рвусь вперёд, отталкивая от себя руку Вадима, и несусь к выходу. – Спокойной ночи, Елена Павловна!

Пусть общаются о своих семейных делах, мне там места нет.

Выбегаю из комнаты под громкий окрик Вадима. Хочу поскорее оказаться на безопасной территории, . В коридоре сталкиваюсь с отцом Вадима, он отходит в сторону, давая мне проход, и, буркнув что-то на прощание, я покидаю дом.

На столике в беседке так и белеют наши чашки, а я ловлю за хвост мысль, что снова опозорилась. Ведь по глазам Елены Павловны так отчётливо читалось всё, что она думает о новой подружке сына.

Вбежав в дом, я замечаю бабулю, которая чем-то шуршит на кухне, громко болтая сама с собой.

– Бабуля, почему не спишь?

Мой голос на удивление твёрдый и совсем не дрожит, хотя внутри всё и сотрясается.

– Катюша, – улыбается, повернувшись ко мне лицом, и ласково похлопывает по спинке стула. – Хорошо погуляла?

– Отлично, – вру, всей душой надеясь, что бабуля ни о чём не догадается. – Так почему не спишь?

– Ох, старая я уже, поздно ложусь, рано встаю. Или вовсе порой не сплю, – вздыхает и поправляет платок, накинутый на плечи. – Давай, Катюша, чайку попьём, липового. Раз уж обе не спим.

Кто ж может отказаться от бабушкиного липового чая? Потому без лишних разговоров присаживаюсь за стол, а бабуля расставляет на белой скатерти в синенький цветочек всё необходимое для чаепития.

– Кролики в порядке? – интересуюсь, когда бабуля садится напротив.

– О, Вадим настоящий профессионал и человек хороший. Ни копейки с меня не взял, представляешь?

Бабушка восторженно всплёскивает ладонями, а я прячу улыбку в чашке с чаем.

– Он, кстати, о тебе много спрашивал, – понижает голос до шёпота, а я настораживаюсь. – Мне кажется, ты ему нравишься.

Она смеётся, как девчонка, а я подпираю подбородок кулаком.

– Он мне тоже нравится.

Всё, сказанное вслух однажды уже не получится игнорировать. Придётся как-то решать, что с этим делать.

– Так это чудесно! – оживляется бабуля, пододвигая ко мне вазочку с бубликами, щедро усыпанными маком. – Вы молодые, свободные, а отпуск так быстро пролетит. И жизнь пролетит, глазом моргнуть не успеешь.

– Мне кажется, я не готова к серьёзным отношениям… я боюсь их, понимаешь?

Так странно, что я могу рассказать бабуле о том, в чём самой себе признаться боюсь. Ни с мамой, ни с Юлькой, ни с самой собой я не умею быть настолько откровенной, как с ней. Потому что знаю: она поймёт. Всегда помогала хотя бы советом. А я… я слишком сильно запуталась, чтобы разобраться в этом клубке без чьей-то помощи.

– Я вообще, мне кажется, ни к каким отношениям не готова, – говорю ещё тише и тихо вздыхаю.

– Катюша, но так тоже нельзя. Я понимаю, почему это всё, – бабуля складывает перед собой руки и барабанит натруженными пальцами по столу. Скатерть приглушает звуки, а я смотрю в окно, словно там есть на что смотреть. – Ну попался тебе один дурачок, ну второй неудачный, но это же не повод всех мужчин сторониться.

Да, пара моих романов действительно закончилась на слишком минорной ноте, но причина далеко не в этом. Я всё равно не умею грести всех под одну гребёнку, потому прошлый опыт не переношу на настоящее.

– Понимаешь… я боюсь влюбиться. Боюсь, что Вадим разочаруется во мне тоже боюсь.

Бабушка смотрит на меня удивлённо: конечно же, любимая внучка и такую пургу несёт.

– Я скучная же, – развожу руками и горько улыбаюсь. – Дом-работа, работа-дом. Это тут я за кроликами бегаю, по деревьям лазаю, рыбу в море выпускаю. А закончится отпуск и что будет? Редкие встречи по выходным? Надоем же ему. Потому что сама себе я бы точно надоела через неделю.

Бабушка молчит, а я думаю, о скольком промолчала. Ну да ладно, потому что не готова обсуждать всё, что произошло за эти дни.

– Не знаю, Катюша, что тебе на это ответить, – вздыхает бабушка, – но помни мои слова: жизнь слишком короткая, чтобы так много думать. Надо чувствовать, так дни становятся ярче.

Я обещаю подумать над её словами и ухожу в свою комнату. Ступенька за ступенькой, мысли теснятся в голове, и я разгоняю их иллюзорным веником, как мышей по углам амбара. Сейчас посплю, а утром что-нибудь решу.

В комнате тихо, и я сбрасываю шорты, следом футболку и остаюсь в одном белье. Так, где моя сонная одежда?

– Замри, – раздаётся за спиной, а я подпрыгиваю на месте, давясь криком.