все больше развивается в фобию; в конце больной может быть избавлен от тревоги, но только за счет торможений и ограничений, которым он должен себя подвергнуть. При тревожной истерии происходит с самого начала продолжавшаяся психическая работа, чтобы снова психически связать ставшую свободной тревогу, но эта работа не может ни привести к обратному превращению тревоги в либидо, ни привязать ее к тем же самым комплексам, из которых происходит либидо. Ему не остается ничего другого, как предупреждать любой из возможных поводов к развитию тревоги с помощью психической пристройки в форме осмотрительности, торможения, запрета, и эти защитные сооружения предстают перед нами в виде фобий и для нашего восприятия составляют сущность болезни.

Можно сказать, что лечение тревожной истерии до сих пор было абсолютно отрицательным. Опыт показал, что невозможно, более того, при некоторых обстоятельствах даже опасно достигать излечения фобии насильственным способом, помещая больного в ситуацию, в которой он должен пережить освобождение от тревоги, после того как его лишили прикрытия. Так, его побуждают искать вынужденную защиту там, где, как ему кажется, он может ее найти, и выражают ему не имеющее никакого эффекта презрение из-за его «непонятной трусости».

Для родителей нашего маленького пациента с самого начала заболевания было ясно, что его нельзя ни высмеивать, ни вынуждать силой, а нужно психоаналитическим путем искать доступ к его вытесненным желаниям. Успех вознаградил чрезвычайные усилия его отца, сообщения которого дадут нам возможность проникнуть в структуру подобной фобии и проследить путь предпринятого анализа.

Я вполне допускаю, что из-за своей обширности и обстоятельности анализ стал для читателя несколько непонятным. Поэтому сначала я хочу вкратце повторить, как он протекал, опустив все ненужные мелочи и выделив результаты, которые можно шаг за шагом установить.

В первую очередь мы узнаем, что вспышка тревожного состояния не была такой неожиданной, как это казалось на первый взгляд. За несколько дней до этого ребенок проснулся от страшного сна, содержанием которого было, что мать ушла и теперь у него «нет мамы, чтобы к ней прильнуть». Уже это сновидение указывает на опасный по своей интенсивности процесс вытеснения. Его объяснение, в отличие от многих страшных снов, не может гласить, что ребенок испытывал во сне тревогу, происходящую из тех или иных соматических источников, и теперь использовал ее для исполнения некоего интенсивно вытесненного желания из бессознательного (ср. «Толкование сновидений»); это самое настоящее сновидение о наказании, порожденное вытеснением, при котором дает сбой и функция сновидения, поскольку ребенок в тревоге пробуждается ото сна. Сам процесс в бессознательном можно легко реконструировать. Мальчику снились ласки с матерью, что он спит у нее; все удовольствие претворилось в тревогу, а все содержание представления – в свою противоположность. Вытеснение добилось победы над механизмом сновидения.

Однако истоки этой психологической ситуации прослеживаются еще дальше. Еще летом у него возникали такие же тоскливо-тревожные настроения, во время которых он высказывал нечто подобное и которые приносили ему ту выгоду, что мать брала его к себе в постель. С этого времени мы могли бы предположить наличие у Ганса повышенного сексуального возбуждения, объектом которого является мать, интенсивность которого выражается в двух попытках соблазнения матери – последняя незадолго до вспышки тревоги – и которое, кроме того, находит разрядку в ежевечернем онанистическом удовлетворении. Происходит ли затем превращение этого возбуждения спонтанно, или вследствие отказа матери, или благодаря случайному пробуждению прежних впечатлений при наличии «повода» к заболеванию, который нужно выяснить, – решить невозможно, пожалуй, это и не имеет значения, поскольку все три разных случая нельзя понимать как противоположности. Остается фактом превращение сексуального возбуждения в тревогу.

О поведении мальчика в первое время после того, как появилась тревога, мы уже слышали; слышали и том, что первое содержание, которое он дает этой своей тревоге, таково: его укусит лошадь. Здесь происходит первое вмешательство терапии. Родители указывают на то, что тревога – это следствие мастурбации, и пытаются его отучить от этой привычки. Я забочусь о том, чтобы ему основательно подчеркнули нежность к матери, которую ему хочется подменить страхом перед лошадьми. Незначительное улучшение, наступившее после этого первого воздействия, вскоре сходит на нет во время физического нездоровья. Состояние остается неизменным. Вскоре после этого Ганс объясняет страх, что его укусит лошадь, воспоминанием об одном впечатлении в Гмундене. Уезжая, один отец предостерег тогда своего ребенка: «Не подноси палец к лошади, а то она тебя укусит». Словесная форма, в которую Ганс облекает предостережение отца, напоминает форму предупреждения от онанизма (подносить палец). Таким образом, родители, скорее всего, правы, полагая, что Ганс боится своего онанистического удовлетворения. Но взаимосвязь пока еще слабая, и, видимо, лошадь оказалась в своей устрашающей роли совершенно случайно.

Я высказал предположение, что его вытесненное желание могло бы быть теперь таково: он непременно хочет увидеть пипику матери. Поскольку его поведение по отношению к недавно принятой на работу служанке согласуется с этим, отец дает ему первое разъяснение: «У женщин нет пипики». На это первое оказание помощи Ганс реагирует сообщением о своей фантазии: он видел, как мама показала свою пипику[65]. Эта фантазия и замечание, высказанное в разговоре, что его пипика все-таки выросла, позволяют впервые увидеть бессознательный ход мыслей пациента. Он действительно находился под возникшим впоследствии впечатлением от угрозы кастрации, высказанной матерью 1¼ года назад, ибо фантазия, что мать делает то же самое – обычный «ответный упрек» обвиняемых детей, – должна была послужить разрядке; она представляет собой оборонительную и защитную фантазию. Между тем мы должны себе сказать, что именно родители извлекли из действующего патогенного материала Ганса тему интереса к пипике. Он последовал за ними в этом направлении, но сам пока еще не включился в анализ. Терапевтический результат пока не наблюдается. Анализ ушел от лошадей, а сообщение, что у женщин нет пипики, по своему содержанию скорее было пригодно усилить его беспокойство о сохранении собственной пипики.

Но это не является терапевтическим результатом, к которому мы стремимся в первую очередь; прежде всего мы хотим сделать пациента способным сознательно осмыслять свои бессознательные желания-побуждения. Этого мы достигаем, когда, основываясь на намеках, которые он нам делает, с помощью нашего искусства толкования своими словами преподносим его сознанию бессознательный комплекс. Частица подобия между тем, что он услышал, и тем, к чему он стремится, тем, что само, несмотря на все сопротивления, хочет протиснуться в сознание, позволяет ему найти бессознательное. Врач несколько обгоняет его в понимании; пациент идет вслед за ним своими собственными путями, пока они не встретятся у намеченной цели. Обычно новички в психоанализе сливают воедино два этих