впечатлений, которые получаешь при его проведении, что окончательную убежденность можно передать только через переживание, но никогда через чтение. Но этот недостаток в той же мере присущ и анализам, проводимым со взрослыми.

Родители маленького Ганса изображают его как веселого, искреннего ребенка, и таким он, наверное, стал благодаря воспитанию, которое ему дали родители, которое, по существу, состояло в исключении наших обычных грехов воспитания. Пока в жизнерадостной наивности он мог производить свои исследования, не подозревая о происходящих из них конфликтах, он высказывался откровенно, и наблюдения, относящиеся ко времени до возникновения у него фобии, не подлежат никакому сомнению и возражению. В период болезни и во время анализа у него появляется несоответствие между тем, что он говорит, и тем, что думает, отчасти объясняющееся тем, что ему навязывается бессознательный материал, с которым он не может справиться сразу, отчасти – вследствие задержек содержательного характера, проистекающих из его отношения к родителям. Я утверждаю, что остаюсь беспристрастным, высказывая суждение, что и эти трудности оказались не бо́льшими, чем во многих других анализах, проведенных со взрослыми.

Правда, во время анализа ему приходится говорить многое из того, чего сам он сказать не может, приходится внушать ему мысли, относительно которых у него пока еще ничего не проявилось, приходится направлять его внимание в тех направлениях, где отец ожидает появления нового. Это ослабляет доказательную силу анализа; но так поступают всегда. Психоанализ представляет собой не лишенное тенденциозности научное исследование, а терапевтическое вмешательство; сам по себе он не хочет ничего доказать, он лишь стремится кое-что изменить. Каждый раз в психоанализе врач предоставляет пациенту ожидаемые сознательные представления, с помощью которых он должен быть способен распознать и понять бессознательное то в большем, то в более скромном объеме. В одних случаях требуется большее содействие, в других – меньшее. Без такой помощи никто не обходится. То, с чем можно справиться самостоятельно, – легкие расстройства, но никогда не невроз, который противопоставлен Я, словно инородное тело; чтобы его преодолеть, нужен другой человек, и насколько этот другой может помочь, настолько невроз излечим. Если же в сущности невроза заложено отворачиваться от «другого», что, по всей видимости, является характеристикой состояний, объединенных названием dementia praecox, то именно поэтому эти состояния, несмотря на наши усилия, неизлечимы. Тут нужно признаться, что ребенок из-за незначительного развития его интеллектуальных систем нуждается в особенно интенсивной поддержке. Однако то, что врач сообщает пациенту, опять-таки проистекает из аналитического опыта, и если благодаря такому врачебному вмешательству удается найти взаимосвязь патогенного материала и его упразднить, то это и в самом деле будет достаточно доказательным.

И все же наш маленький пациент также и во время анализа проявил достаточно самостоятельности, чтобы снять с него обвинение в «суггестии». Он, как и все дети, применяет свои детские сексуальные теории к своему материалу без всякого внешнего побуждения. Эти теории крайне далеки взрослому; более того, в данном случае я прямо-таки совершил упущение, не подготовив отца к тому, что путь к теме рождения должен вести через комплекс экскреции. То, что в результате моей небрежности стало неясной частью анализа, оказалось затем по крайней мере хорошим свидетельством подлинности и самостоятельности мыслительной работы Ганса. Он вдруг заинтересовался «люмпфом», тогда как якобы оказывавший внушение отец не мог понять, как он к этому пришел и что из этого выйдет. Столь же малое участие можно приписать отцу в развитии обеих фантазий о водопроводчике, которые исходят от приобретенного в раннем возрасте комплекса кастрации. Я должен признаться здесь в том, что из теоретического интереса полностью скрыл от отца ожидание этой взаимосвязи, чтобы не ослабить доказательной силы свидетельства, которое обычно можно получить лишь с огромным трудом.

При дальнейшем углублении в детали анализа появилось бы еще множество новых доказательств независимости нашего Ганса от «суггестии», но я прерываю здесь обсуждение первого возражения. Я знаю, что также и этот анализ не убедит того, кто не хочет позволить себя убедить, и продолжу обработку этого наблюдения для тех читателей, которые уже смогли убедиться в объективности бессознательного патогенного материала, подчеркнув при этом приятную уверенность в том, что число последних постоянно растет.

Первая черта, которую можно отнести к сексуальной жизни маленького Ганса, – это необычайно живой интерес к своей «пипике», как называют этот орган по одной – не менее важной – из двух его функций, без которой нельзя обойтись в воспитании. Этот интерес делает его исследователем; так, он обнаруживает, что на основании наличия или отсутствия пипики можно различить живое и неживое. У всех живых существ, которых он расценивает как подобных себе, он предполагает наличие этой важной части тела, изучает ее у больших животных, предполагает ее наличие у обоих родителей и даже, когда он видит воочию, это не мешает ему установить ее наличие у новорожденной сестры. Можно сказать, что это было бы сильнейшим потрясением его «мировоззрения», если бы ему пришлось в ней отказать подобному ему существу; это было бы все равносильно тому, как если бы ее отняли у него самого. Поэтому угроза матери, которая имеет своим содержанием не меньше чем потерю пипики, вероятно, немедленно отгоняется и может оказать свое действие лишь по прошествии какого-то времени. Мать вмешалась из-за того, что ему нравилось создавать себе приятные ощущения, прикасаясь к этому члену; малыш начал осуществлять в самой обычной и нормальной форме аутоэротическую сексуальную деятельность.

Некоторым образом, который А. Адлер весьма удачно назвал скрещением влечения[56], удовольствие, получаемое от собственного полового органа, связывается с удовольствием от разглядывания в его активной и пассивной форме. Малыш стремится увидеть пипику у других людей, у него развивается сексуальное любопытство, и он любит показывать свою собственную. Одно из его сновидений из первого периода вытеснения содержит желание, чтобы одна из его маленьких подруг помогла ему сделать пи-пи, то есть смотрела, как он это делает. Сновидение доказывает, таким образом, что это желание до сих пор оставалось не вытесненным. Также и более поздние сообщения подтверждают, что ему было присуще находить его удовлетворение. Активное направление сексуального удовольствия от разглядывания вскоре связывается у него с определенным мотивом. Когда он неоднократно высказывает как отцу, так и матери свое сожаление, что никогда еще не видел их пипики, то к этому его, вероятно, побуждает потребность сравнивать. Я остается масштабом, с которым сверяют мир; благодаря постоянному сравнению с собственной персоной люди учатся его понимать. Ганс обнаружил, что большие животные имеют гораздо большую пипику, чем у него; поэтому он предполагает такое же соотношение и у своих родителей и