Шрифт:
Закладка:
Платье малость развратное, хотя… хотя это как посмотреть. Выше колен, но вырез на груди скромный. Обтягивает, правда, как вторая кожа — кажется, это платье-бандаж, так оно называется.
— Ладно. Когда идти?
— Сейчас. Морду я тебе сама накрашу.
Я взглянула на себя в зеркало — вроде волосы прилично лежат, тон кожи нормальный. Идти никуда не хочется, но до Лабовых я дойду, это всего-то в конце улицы — с одним из братьев Лабовых Марина сейчас любовь крутит.
Платье я натянула быстро, накинула пальто, туфли на семисантиметровой шпильке, и вышла из дома. Плевать, что я не хочу туда идти, но ведь это будет подарок Мирону! Семейный календарь, и я тоже должна там быть.
На улице непривычно пусто, но в окнах горит свет. Все по домам, погода промозглая, и я ускорила шаг. Вдруг фары впередистоящего автомобиля замигали, и мои пальцы на руках укололо нервом — всегда так бывает, когда волнуюсь.
Я не дошла до машины, решила перейти улицу. Конечно, никто мне ничего не сделает, у нас приличные люди живут, но… предчувствие было такое, что не стоило мне из дома выходить.
Я услышала хлопок дверью, и ускорилась. Побежала бы, если бы не шпильки. Но… меня догнали, сдавили сильные руки — за плечи, рот зажат ладонью, и запах этих духов я узнала.
Мерзкий он, хоть и дорогой.
А затем и голос. Тоже мерзкий, от которого поджилки трясутся.
— Ходишь тут одна. Красивая. Приключения ищешь? — зашептал отец Мирона.
Тарас.
Ненавижу его.
— Не кусайся, или без зубов останешься, — рыкнул он, и потащил меня через улицу, к своей машине.
Но тут вышла тетя Надя, я увидела, как открылась дверь в ее дом, а затем и ее саму в домашнем платье с котом на руках.
— О, Тарас, — махнула она рукой.
Мужчина обнял меня, остановился, и помахал ей. А я… я так устала от всего этого, не хочу быть жертвой — безмолвной, все сносящей.
— Тетя Надя, позвоните моим родителям, — крикнула я. — Тарас меня к себе в машину тащит, он… я не хочу. Помогите, прошу!
— Девочка перепила, я хочу привести ее в чувство и отдать родителям, — пояснил Тарас.
— Это не так, — закричала я.
— Ну и молодежь, — фыркнула тетя Надя, и захлопнула дверь.
А Тарас потащил меня к машине. Шпильки неприятно царапали асфальт, цеплялись за камушки, и я пыталась сопротивляться, пыталась… казалось, что нечто страшное произойдет, если он затащить меня в машину…
… затащил. Втолкнул на сидение, и навалился сверху — пахнущий своими ужасными духами, табаком, ментолом и алкоголем.
— Ты расстаешься с моим сыном. Хочу тебя, девочка, — зашептал он, задирая мое платье. — Мой пацан себе другую найдет, а ты моей будешь. Не пожалеешь, — он влажно целовал мою шею, губы, а я… нет, не плакала, я просто в шоке была, и пыталась не допустить только того, чтобы он сумел раздвинуть мои ноги.
— Отпустите…
— Будешь послушной, и твой отец сумеет разбогатеть. Мать перестанет носить поддельные жемчуга, — он прикусил меня за шею, и больно всосал кожу — не целуя, а пожирая меня. — А будешь сопротивляться, вы разоритесь, девочка. Дом ваш куплю, выселю вас, акции обесценю… ты этого хочешь? Тебе лучше хотеть меня.
Ладонь его добралась до моего живота — платье измято, ноги я сжимаю до боли в коленях, но он сильнее. Лапает бесцеремонно, и всем плевать. Мы у дома Лабовых, здесь все знакомые, и никто, никто мне не поможет. Никто не спасет, если только я сама не спасу себя.
Как же он мерзок! Как же я ненавижу его!
— Раздвинь ноги, Яночка, — осклабился он, и поддел ладонью мои трусики.
Боже я сейчас отключусь от ужаса.
— Поцелуйте меня, — выдавила я, и раздвинула ноги.
Тарас ухмыльнулся победно, и склонился надо мной — это мой последний шанс. Я впилась в его губу изо всех сил, и зарядила ему коленом между ног, извернулась, и чудом выбралась из машины.
Побежала — ноги босые, где туфли я не знаю, наверное, в машине. Но боли нет, хотя на асфальте и осколки иногда встречаются, и мелкий щебень. Я просто бежала домой, где можно укрыться, спрятаться от этого страшного человека.
Я сумею донести все до родителей, мама не верит, но я на колени перед ней брошусь, и перед папой. И Мирону все расскажу… Боже, зачем, ну зачем я вышла из дома? Я ведь чувствовала, что что-то не так, что… а что Тарас делал у дома Лабовых, они ведь в другой стороне живут?!
Я добежала до дома, и уже хотела подняться на крыльцо, как услышала рев мотоцикла.
Это Мирон.
Я знаю, что он доедет до меня.
Выдохнула, остановилась, и через пару секунд мотоцикл остановился напротив, а с него, снимая шлем, соскочил Мирон, и направился ко мне. И пока он шел, улыбка сползала с его губ.
— Что за вид? — рыкнул он.
— Мирон, я…
— Засос, — он подскочил ко мне, сузив глаза, схватил за шею. — Ты другим мужиком пахнешь! С кем ты трахалась?
Столько ярости в его глазах я не видела никогда до этого момента.
— Ни с кем. Мирон, я…
— Кто он, мать твою? Руслан? К нему бегаешь, пока меня нет? — он пнул горшок с фиалками, и он разлетелся от силы удара, а затем Мирон оттолкнул меня, отпустив шею. — Такая ты верная, да?
— Да пошел ты, ясно?! — закричала я — он не услышит меня, он даже не хочет слушать. — Все кончено! Не нравлюсь такая — прощай! Вечно ты меня в изменах обвиняешь!
— А повода нет? Нашла мотив от меня отделаться, к Руслану побежишь, или к кому другому?
— Тебя это не касается, — скривилась я, и заскочила в дом, дверь которого была открыта.
Глава 27
— Банзай! — крикнул Назар.
И бомбочкой сиганул в фонтан.
Закатила глаза.
Боже мой, ну ведь взрослый человек. А до сих пор детство в одном месте играет.
Переглянулись с Мироном. Он улыбнулся, за талию привлек меня к себе.
— Народ, напитки подоспели, — из дома показалась оживленная Полина с подносом в руках. За ней, паровозиком, одноклассницы, и каждая тащит бутылки, стаканы…
— Хозяюшки, — шепнул на ухо Мирон. — Только Яна отлынивает.
— Яна и пить не хочет, — ответила ему в тон. Оглядела сад.
Там, на террасе, что опоясывает коттедж — всегда мощные колонки. Звук разлетался по всем окрестностям, особенно ночью, когда Руслан закатывал свои невозможные вечеринки.
Соседи жаловались на него родителям. Когда гулянки закатывали взрослые и до утра не смолкала музыка — это можно.
А младшему поколению нельзя, такие двойные стандарты, на которые Руслан плевал. С балкона.