— То есть, для тебя все так просто?

— Все просто. Я позволил Руслану присоединиться к нам. И ты не была против этого, — жестко ответил он. — Зачем начинаешь скандал?

Зачем?

Затем, что я в ужасе!

Я и правда не отбивалась, и удовольствие получила такое, о каком даже мечтать не могла. Не думала, что так бывает, но…

— Позволил присоединиться? — сузила я глаза. — Поделился мной? Ты? Раньше любил, потому ревновал, а сейчас что, я — девка, которой можно поделиться с другом? Так?

— Не так, Яна, — вступил в разговор Руслан. — Ты не девка для нас.

— Это было один раз, — спокойно кивнул Мирон. — Я знал, что однажды ты окажешься с Русланом в постели. Не слепой я, еще тогда, пять лет назад все видел — ваши взгляды, притяжение. Лучше, чтобы это было при мне. Один раз. Больше такого не повторится, успокойся.

— Ах, успокойся? — процедила я. — А моим телом можно вот так распоряжаться? Сегодня Рус присоединился, завтра еще кого-нибудь позовешь, да?

— Яна…

— Хватит! —рявкнула я. — Мне… мне нужно освежиться, побыть немного одной.

— Сначала мы поговорим.

— Я сейчас завизжу, — выдохнула я панически, и Мирон отступил от двери, позволив мне выскочить в нее.

— Возвращайся, и поговорим спокойно, — донеслось мне вслед.

Я бежала не в уборную, а на улицу. На крыльцо, задев бутылку и бокал, выплеснув себе на пальцы липкий ликер. По дорожке, и к своему дому.

Боже, какая я дура. И ведь Мирону не объяснишь, он не понимает. Я и сама с трудом могу свои чувства словами выразить, но в голове рефреном звучит: это неправильно. Неправильно, и все тут! Как можно было поделиться мной «на разок»? Я бы не оказалась с Русом в одной постели, я ведь давала ему отпор, несмотря на свои к нему чувства.

Я Мирона выбрала! Его! А он просто взял, и отказался от моего выбора, отбросил его, как нечто несущественное.

И да, я должна была сопротивляться, должна была заставить Руслана уйти, но я так устала бороться с самой собой. Захотелось узнать, каково это — быть с ним. Быть его. Но в тайне я бы не стала, удержалась бы, и не изменила.

— Ты все испортил, Мирон, — всхлипнула я, вбежав в свой темный дом.

Закрыла дверь, привалилась к ней, и снова возникла мысль: нужно бежать отсюда!

Прямо как тогда, когда мы с Мироном расстались.

— Яна, что за вид? И что там за крики? — мама вышла в коридор, на ее плече влажное кухонное полотенце. — Что такое? Мирон, да?

— Да, и…

— Плохой мальчик. Рассталась бы ты с ним. Не в отца пошел этот Мирон, будто нагулянный, — мама нахмурилась. — Тарас такой приличный, а сын — оторва. Хотя, может, повзрослеет, и за ум возьмется.

— Мы расстались, — прошептала я. — Мам…

— Расстались? Слава Богу! — мама кивнула на кухню. — Идем, поможешь мне.

— Мама! — выкрикнула я. — Ты можешь меня выслушать?

— Не кричи. Что?

— Тарас, он… он меня изнасиловать пытался, — выпалила я, как раз в этот момент папа вышел из кухни, и уставился на меня. — Я пошла к Лабовым, Марина позвала, вот надела платье, и…

— А туфли где? — снова перебила мама.

— В машине! У Тараса! Он затащил меня в свое авто, повалил, целовать начал. Хотел меня… хотел изнасиловать, — всхлипнула я, и обняла себя за плечи. — Он давно пристает ко мне. На приемах, сюда приходил тоже, угрожал, лапал… я не могу так больше. Он ужасен! Пожалуйста, давайте поедем в полицию, я хочу, чтобы он не имел права ко мне приближаться. Папа, мамочка, помогите мне!

Я совсем расклеилась, слезы льются по щекам, они и на губах — горькие и соленые. И трясет всю, как от лютого мороза.

— Уверена, ты все не так поняла, — покачала мама головой. — Это очень серьезное обвинение. Тарас — достойный человек.

— Д-достойный, — заикаясь, выплюнула я. — Как же! Тетя Надя вон видела, как он меня в машину волок. Тот и ей наплел, что, мол, я перегуляла, и вообще пропащая молодежь. А он якобы с рук на руки меня вам хочет сдать. Вранье! Вы ведь видите, в каком я состоянии? Мне защита нужна, поддержка. Помощь ваша! Я не могу так больше, просто не могу! Мама, — протянула я ей руку.

Пошла к ней. Хочу, чтобы мама обняла, чтобы согрела. Так плохо мне еще не было.

— Дочь, признайся, ты пила? Употребляла что-то? — голосом остановил меня отец, и я замерла — о чем это он? — Тарас увидел, как ты наркотики принимаешь, да? И ты потому его обвиняешь в этих гнусностях?

— А я говорила, это все Мирон. Он тебя чем-то угостил? — мама сложила руки на груди.

— Да нет же! Я же сказала, что было!

Вдруг послышался звук разбившегося стекла. Мама всплеснула руками, и побежала на кухню, а затем крикнула:

— Там твой Мирон. Окно твое разбил, кажется. Яна, быстро в комнату, уберись, и не вздумай глупостями заниматься! А завтра мы в наркологию поедем, пусть анализы у тебя возьмут, и молись, чтобы не нашли в крови наркотиков. Иначе до пенсии дома под замком будешь сидеть!

— Дочь, и правда, — папа покачал головой, — взрослая ведь уже. Ну как не стыдно нашего друга оговаривать?

— То есть вы не допускаете, что я сказала вам правду?

Я растерялась.

Разочаровалась.

Никто мне не поможет.

Никто.

— В комнату! — мама шлепнула меня мокрым полотенцем, и я вскочила на ступеньку.

Понеслась по лестнице, и захлопнула дверь в свою темную комнату. Окно разбито, да. Мирон психанул.

Подошла к осколкам, и вгляделась в разбитое окно, на гранях осколков блики, в них отражается окно Руслана.

И балкон.

Я грустно улыбнулась, и покачала головой — нет, я не хочу так. Не хочу смотреть на этот балкон, ссориться с Мироном, отбиваться от Тараса. Устала.

— Я уеду отсюда, и все у меня наладится, — прошептала я.