— Не позже послезавтрашнего дня, — ответил Лобо.

— Да, сэр.

— А что ты сам думаешь обо всем этом?

— Я думаю, что все это пустые хлопоты, — пожал плечами Миланец.

— Как это?

— Судите сами. Если парень мертв, значит, все получилось как надо. Если он жив, то все понял и теперь будет прятаться так, что его никто никогда не найдет. В этом случае он уже смылся, и где его искать, не может предположить ни один медиум. Раз ему на хвост села группа «Каир-Альфа», он знает арабский или иврит, а то и оба языка. Я на его месте подался бы в Ливан или в Марокко, но у него могут быть и другие идеи. Может быть, он когда-нибудь всплывет — в прямом или переносном смысле, но, скорее всего, мы о нем уже никогда не услышим.

— Знаешь ли, я того же мнения. И будь осторожен, прошу тебя. В конце концов, это совсем не наше дело. Тут можно серьезно запачкаться, а нам проблемы с итальянской контрразведкой не нужны. Кстати, ты знаешь что-нибудь про этого парня, Брэндона?

— Когда он приехал, он представился как О’Коннор. Похоже, он чистильщик у тех ребят. Кое-кто из наших с ним когда-то сталкивался, но только давным-давно, на курсах. Мне кажется, он скользкий тип.

— Это факт. Тем более надо быть осторожным.

— Давайте представим наихудший вариант. Мы забрали Индуса из Иль-Пино слишком рано и тип в рефрижераторе остался жив, хотя это и маловероятно. А найти нам его не удастся. Что будем делать?

— Если не найдем, придется соврать этому Брэндону-О’Коннору, что фигурант мертв. А если, черт его побери, найдем, то ты и Индус, как ответственные за его ликвидацию, должны будете довести дело до конца.

Миланец поморщился.

— Я знаю, знаю, — сокрушенно промолвил Лобо. — Но обещаю тебе, что уж я-то не останусь в долгу. И потом, ты же был во Вьетнаме, правда? Как-нибудь сможешь справиться и на этот раз.

— Я был во Вьетнаме, верно. В технической службе вертолетного полка… Но, в конце концов, работа есть работа. Какая бы ни была.

— Молодец, мыслишь правильно… Последний вопрос: как ты собираешься, говоря в общих чертах, вести расследование?

— У меня есть хороший информатор, я буду действовать через него.

Он улыбнулся и добавил:

— Это необычный информатор. И очень надежный. Лейтенант в уголовной полиции.

26

Гвидо Марини, капитан карабинеров, въехал в деревню Пишиарелли ровно в десять часов утра. Не без труда найдя трехэтажный дом, спрятавшийся в тени кипарисов и фруктовых деревьев, он припарковал машину на обочине дороги и пошел к дому по узкой тропинке в саду. Дверь в дом была открыта: его уже ждали.

За десять лет службы Гвидо приходилось общаться со многими офицерами корпуса карабинеров, полиции и армии. Ему доводилось бывать в домах старших офицеров, комиссаров полиции и генералов, а иногда крупных бизнесменов и даже политиков. Но то, что он увидел в доме комиссара Эдуардо Росполи, вызвало у него настоящий шок.

Внешне трехэтажный дом был не особенно привлекательным: кое-где была видна осыпавшаяся штукатурка; сад был большим, но довольно запущенным. Но стоило войти в холл, и пришедшему открывалась совершенно другая картина. Сам холл был не меньше пятидесяти квадратных метров. Пол был устлан турецкими коврами, стены увешаны дорогими картинами, а посреди холла стоял круглый стол с мозаичной столешницей. Вдоль стен стояли старинные кресла с гобеленовой обивкой.

Пахло дорогим табаком, духами и арабским кофе.

Эдуардо Росполи, пятидесятишестилетний аристократ, вышел ему навстречу из своего кабинета. На нем был темно-зеленый домашний сюртук, на шее красовался коричневый шейный платок с гербами дома Росполи. В левой руке у него была курительная трубка с таким же гербом. По всему холлу распространился запах дорогого одеколона.

Он улыбнулся молодому офицеру и крепко пожал ему руку.

— Приятно видеть члена клана Бертини, — сказал он. — Вы муж Сильвии, так?

— Да, верно, синьор Росполи, — несколько смущенно произнес офицер.

— А я крестил Сильвию, вы знаете об этом?

— Нет, синьор. Простите, я этого не знал.

— Никогда не прощу этого Чезаре Бертини. Мало того что он уже два года ко мне не является, он еще ничего обо мне не говорит в своей семье. А ведь его жена Карла из рода Росполи, она моя троюродная сестра! Я арестую Чезаре и добьюсь, чтобы ему дали месяц тюрьмы в Сан-Карло.

— Это не будет страшным для него наказанием, синьор Росполи, — улыбнулся капитан. — В Сан-Карло-Кондофури размещен отряд карабинеров, которым командует мой близкий друг, а он большой любитель выпить с новыми знакомыми. Так что Чезаре даже будет благодарен вам за это.

Комиссар полиции расхохотался:

— Этих Бертини ничем не проймешь! Всегда выкрутятся!.. Ладно, пойдем ко мне в кабинет, расскажешь, что за проблема появилась в вашей семье.

Кабинет Эдуардо Росполи оказался еще шикарнее, чем холл. Две стены были полностью завешены картинами, от потолка до пола, а еще одна стена была занята шкафами с дорогими старинными изданиями. Письменный стол и рабочее кресло стояли почти в середине комнаты, и только у книжного шкафа была установлена банкетка, сесть на которую хозяин дома и предложил гостю.

Тот сначала вынул из кармана красную коробку и большой конверт с рождественскими поздравлениями и с поклоном положил их на стол комиссара. Тот сначала вынул из конверта и прочел открытку, рассмеялся и только потом с улыбкой открыл коробочку. В ней была золотая фигурка итальянского полицейского, каким он был в год создания римской полиции: в коротком мундире и треуголке с большим плюмажем.

— Спасибо, мой друг, — сказал комиссар. Он был тронут.

Усевшись поудобнее, Росполи закурил трубку и дал офицеру знак садиться и начинать.

Марини начал свой рассказ, не утаив ни одной подробности вчерашнего утра, а порой даже представляя в лицах те сцены, которые последовали за переносом неизвестного с поляны на кухню Бертини. Рассказал он и о выводах, которые сделал он сам, и о версии, выдвинутой Лионелло. Лицо комиссара, которое сначала выражало лишь любопытство, последовательно проходило разные стадии того, что называется «языком телодвижений». Он хмурился, улыбался, кривился, вскидывал брови, закусывал губу, а временами даже начинал барабанить пальцами по столу.

Когда Марини закончил, он некоторое время молча курил, поглядывая то на одну картину на стене, то на другую.

— Ваш Лионелло прав, — сказал он наконец. — Это не мафия. Это шпионские дела. Парня пыталась чисто убрать какая-то шпионская сеть. А это значит, мой друг, что ваше семейство влипло в кошмарную историю. Надо что-то решать срочно, не теряя ни одной