Шрифт:
Закладка:
Аспидохелон. Миниатюра во фрацузском бестиарии. Ок. 1270 г.
Музей Гетти, Лос-Анджелес
Аналогичный постулат мы находим и в более позднем Эксетерском кодексе.
У кита есть еще одна хитрость: когда он голоден, он открывает рот, и оттуда исходит сладкий запах. Рыбу обманывает запах, и она заплывает ему в рот. Внезапно челюсти кита смыкаются. Точно так же любой человек, который позволит соблазнить себя сладким запахом и склонить к греху, попадет в ад, отверстый дьяволом, — ежели человек этот ублажал тело свое, а не дух. Когда дьявол приводит подобных людей в ад, с грохотом смыкает он челюсти свои, уста адовы. Никто не в силах выбраться из них, в точности как ни одна рыба не может вырваться из пасти кита.
Уста адовы. Миниатюра из манускрипта XIII в.
Музей Гетти, Лос-Анджелес
Интересное мнение на этот счет высказали София Кингсхилл и Дженнифер Уэствуд: «Представление могло быть основано на сладком запахе амбры, воскообразной субстанции, которую находят во внутренностях кашалотов и испокон веков ценят в качестве ингредиента духов, но каково бы ни было объяснение, аналогия очевидна. Кит символизирует искушение, посредством коего дьявол губит грешника, вследствие чего его разинутая пасть превращается в уста адовы»44. Третью и последнюю трактовку этой древней легенды мы приведем в следующем разделе, посвященном кракену.
С похожей рыбой — Ясконтием — столкнулся в море святой Брендан с братьями, сопровождавшими его в знаменитом путешествии. Все они едва не погибли и потеряли часть провианта, когда «остров» зашевелился и начал погружаться. Как позже сообщил Брендан, в видении ему открылась истина: они столкнулись с «самым большим из всех существ в Океане», которое вечно пытается достать носом до хвоста, но не может, ибо слишком уж велика его длина.
Еще один живой остров ждет нас в «Первом путешествии Синдбада-морехода» из «Тысячи и одной ночи». Он, по словам рассказчика, был подобен райскому саду, и никто из путешественников не заподозрил таящейся угрозы, не заметил, что на самом деле это большая рыба, на спине которой за много лет собрался песок и выросли деревья. «А когда вы зажгли на ней огонь, — прокричал им с борта корабля его хозяин, — она почувствовала жар и зашевелилась, и она опустится сейчас с вами в море, и вы все потонете. Спасайтесь же, не то погибнете…». Синдбад не называет это существо по имени, но по меньшей мере два арабских географа — аль-Джахиз и аль-Казвини — упоминают о нем как о саратане, то есть крабе немыслимых размеров. С гигантским крабом довелось столкнуться и Александру Македонскому (не настоящему, а персонажу средневекового «Романа об Александре»).
Плиний Старший в IX книге «Естественной истории» пишет о китах, чьи размеры составляют четыре югера, и некоей рыбе «пристис» длиной в двести локтей (в переводе Г. С. Литичевского эта рыба в одном случае стала «акулой», в другом — «рыбой-пилой»). Югер — древнеримская единица площади, равная 2519 м2; древнеримский локоть составляет 44,4 см. Нетрудно заметить, что оба существа получаются внушительных размеров, превосходящих все, что известно современной науке. Поскольку в «Естественной истории» реальные факты перемешаны с причудливым вымыслом, можно предположить, что в первом случае подразумеваются все те же «живые острова», а во втором — морские змеи (но не забудем отметить, что в настоящее время латинским словом pristis именуется род скатов, которых также называют пилорылами).
Не будем забывать и про существо из «Конька-горбунка», в честь которого назван этот подраздел. Про связь слова «кит» с древнегреческим чудищем кет уже было сказано раньше, а по сути Чудо-юдо — живой остров, ничем не уступающий аспидохелону и прочим вышеназванным.
Вот въезжают на поляну
Прямо к морю-окияну;
Поперек его лежит
Чудо-юдо Рыба-кит.
Все бока его изрыты,
Частоколы в ребра вбиты,
На хвосте сыр-бор шумит,
На спине село стоит;
Мужички на губе пашут,
Между глаз мальчишки пляшут,
А в дубраве, меж усов,
Ищут девушки грибов.
П. Ершов. «Конек-горбунок»
ВЫПУСКАЙТЕ КРАКЕНА!
Принято считать, что кракен — колоссальных размеров головоногое, кальмар или осьминог, способный без труда утащить на дно не только количество жертв, сообразное числу незадействованных щупалец, но и корабль целиком, причем достаточно большой! Популярность кракена не ослабевает с годами, и в наше время он, пожалуй, даже обходит конкурентов — Мирового Змея и Чудо-юдо рыбу-кита — во многом благодаря голливудскому кинематографу. Пару веков назад о нем писали и в газетах, причем не метафорически, а в самом прямом смысле.
Олаф Магнус. Ужасное чудовище, обитающее у побережья Норвегии.
Библиотека наследия биоразнообразия, США
У слова «кракен» скандинавское происхождение, этимологически его можно отследить до первоисточников в норвежском и шведском; так, krake — фрагмент разрубленного на части древесного ствола, имеющий кривые ветки или корни, а также любой предмет, сделанный из такого куска (в частности, примитивный якорь — нетрудно заметить, что он имеет некоторое внешнее сходство с монстром).
Первым кракена описал Эрик Понтоппидан, датский епископ XVIII века, но если говорить о самом факте упоминания, то у него были предшественники: во всяком случае, к их числу можно отнести итальянского путешественника Франческо Негри и норвежского миссионера Ханса Эгеде (о некоторых более ранних авторах скажем чуть позже: епископ не зря сетует, что они понятия не имели, о чем писали).
Кракен, каким его увидел и запечатлел на страницах своей «Естественной истории Норвегии» Понтоппидан, «бесспорно, крупнейшее морское чудовище в целом мире». Сам епископ ни разу в жизни кракена не встречал, но доверился рыбакам, которые поведали, что иной раз, особенно в жаркие летние дни, выходя на лодках туда, где глубина составляет, по их оценкам, от восьмидесяти до ста фатомов45, они обнаруживают, что расстояние до «дна» — всего-то двадцать — тридцать фатомов, а то и меньше, поскольку на самом деле это никакое не дно. Рыбаки, осознавая опасную близость кракена, все равно занимаются своим промыслом в подобных местах, поскольку там очень много рыбы.
Они следят за глубиной и удирают, бросив сети, если та внезапно начинает уменьшаться, то есть монстр начинает всплывать. Взрослый и по-настоящему крупный кракен никогда не поднимается на поверхность целиком, демонстрируя лишь фрагменты плоской спины общей площадью примерно полторы английские мили. Поначалу зрелище напоминает совокупность островков посреди чего-то вроде плавучих водорослей. Современный рациональный читатель может предположить, что это именно водоросли, принесенные течением, но епископ опровергает такой довод: далее он пишет, что вслед за «островами» появляются выросты, от острых кончиков до более широких частей, соперничая по высоте и толщине с мачтами судов среднего размера. Эти отростки Понтоппидан называет «руками» чудовища и допускает — теоретически! — что ими кракен мог бы утянуть на дно даже самый большой военный корабль. Гарантированная угроза состоит в том, что при погружении кракен создает водовороты, способные погубить рыбачью лодку.
Анализируя внешний вид монстра, епископ сравнивает его с полипом (осьминогом) и морской звездой. Далее он упоминает о «сильном и необычном запахе, который [кракен] периодически источает», — как и в случае кита, чья пасть превращается в уста адовы, такова причина, по которой вокруг чудовища бывает очень много одураченной рыбы. Еще одно необычное свойство кракена, если верить Понтоппидану, заключается в загадочном цикле пищеварения: на протяжении нескольких месяцев монстр только ест, а потом еще несколько месяцев только испражняется, отчего морская вода становится густой и мутной. В эти мутные завихрения
