Шрифт:
Закладка:
- Со мной всё в порядке, - Роберт Шеннор, так зовут нашего посетителя, понял, что я ищу в его бумагах. - Я абсолютно здоров. До неприличия здоров, - чувствуется, что это у него всегдашняя, затверженная острота.
- Тогда что же? - спрашивает Коллинс. Одно из его неоспоримых достоинств: он умеет убедить тех клиентов, которым не нужно клонирование, и умеет отшивать тех, кому объяснить невозможно.
- Весь мой жизненный опыт показывает, - улыбается Шеннор, - мне хорошо лишь только с самим собой. И люблю я только себя. Меня не раз уличали родители, дети, женщины. Но почему бы и нет? И потому я решил...
- Понятно, - кивает Коллинс. - Надеюсь, вам с ним, с самим собой, в смысле... действительно достигнете понимания. Помимо этого, - он забирает бумаги, принесенные Шеннором, - вы пройдете ряд исследований в наших лабораториях, после чего будем заключать контракт. С типовым текстом можете ознакомиться на нашем сайте. Все ваши дополнительные требования и пожелания, разумеется, будут учтены. Да, кстати, с вас ещё справка от правоохранительной системы.
- Мистер Коллинс, - он вообще-то предлагал мне называть его по имени, но я не хочу, - почему вы ему разрешили?
- Почему бы и нет, - Коллинс пародирует интонацию только что ушедшего посетителя. - Кому от этого станет хуже? Может быть, только самому оригиналу. Так что из этого случая мы даже извлечем какую-нибудь мораль.
- Ну и что, что я буду другим? - подписывает контракт Джим Калвер.
- Но как же? - изумляюсь я.
- Да какая, по сути, разница.
- Вы это что, серьезно?! - поражается Коллинс (мне казалось, поразить его вообще ничем нельзя). - Неужели вы не понимаете, что рискуете своей уникальностью? - Коллинс сейчас даже преувеличивает степень этого риска.
- Уникальный?! Не смешите меня. Я обычный. Нормальный. И ничего сверх того мне, слава богу, не надо, - он говорит без тени какого-либо кокетства. - Только чуточку лишнего хитрый. - Тут он уже начинает с торжествующим самодовольством: - Облапошил старуху с косой, как шестнадцатилетнюю целку в ночном клубе.
- Ну, а как же душа? - я не мог не задать ему этот вопрос.
- Нормальная, как у всех, в общем-то.
Калверу сорок, он клонирует себя сейчас заранее. Смысл такой: клонирует себя, когда он еще в хорошей форме, клетки не старые, "свеженькие", все органы функционируют, и оставляет себя-клонированного на нашем складе, сам же спокойно живет свои среднестатистические для нашего времени девяносто-девяносто пять лет, затем в состоянии, опять же, среднестатистической дряхлости умирает, а мы тут же активируем его клона. И вот вам, пожалуйста - Джим Калвер в самом соку, и лучшее время жизни опять впереди.
Он отдает экземпляры контракта на подпись Коллинсу. Тот расписывается, ставит печать, делает это нарочито медленно, для торжественности. Затем, опять же для вящей торжественности, поднимается из своего президентского кресла:
- Вашу руку, Джим! Какое ж крепкое у вас рукопожатие.
- Оно будет точно таким же, когда мы снова встретимся в этом офисе лет этак через пятьдесят - пятьдесят пять. - Калвер не собирается маскировать это свое, впрочем, весьма добродушное чувство превосходства на Коллинсом, которого точно не будет здесь через полвека. Иронии Коллинса он не замечает.
Перед нами Роза Парки. Подает нам листок. Читаем: ее трехлетний Джонни утонул в домашнем бассейне. Что тут сказать - такая попытка обратить необратимое, отменить бессмысленную случайность, искупить то, что вообще-то не искупляется. Только... мы обязаны ей сказать. Да, сказать это наше всегдашнее, будь оно неладно:
- Миссис Парки, - Коллинс не перекладывает это на меня, - только, вполне вероятно, вы получите всё-таки не совсем Джонни. И вы должны принимать решение, отдавая себе в этом полный отчет.
- Я понимаю, я же читала... Но ведь разница будет совсем ненамного? Только лишь на чуть-чуть. Правда? - цепляется за надежду Парки.
Терезе Сакс девяносто восемь лет. Она принесла нам свое фото. На нем ей восемнадцать. Редкостная красота. Настоящая. И как механистично во всегдашней своей работе на распад время! Она хочет, чтобы клонирование сделало ее, как на фото.
- Мы можем сделать вас не то что восемнадцати - восьмилетней. Нам не жалко, - говорит Коллинс.
- Остановимся на моих восемнадцати, - улыбается, не подозревая подвоха посетительница. - А это, - Тереза Сакс показывает на свое тело, - уберите с глаз моих.
Мы в два голоса начинаем ей объяснять, что генетически, то есть "внутри", она всё равно останется такой, какая есть сейчас. Со всеми вытекающими. У меня сразу же мысль: если она вдруг страдает недержанием, то это наше "со всеми вытекающими" становится не слишком-то удачным каламбуром.
Тереза Сакс продолжает настаивать. Может, она нас не понимает? Оказалось, всё понимает. Просто хочет побыть такой напоследок. Пусть даже если сама подготовка к процедуре клонирования и жизнь в своем юном теле сократят оставшееся ей. "Так хочется легкости, света и воздуха".
Нас с Коллинсом проняло.
- Миссис Сакс! Ну хотя бы пожалейте того юношу, который, - я киваю на ее фотографию, - влюбится в вас.
- Да, да, конечно, но... Вы же видите это фото.
И тут мы с Коллинсом поняли - она не умеет жалеть.
- Падре?! - не смог скрыть своего удивления Коллинс (а я вот скрыл).
- Вас что-то смущает? - в кресло с трудом садится седой, полуслепой, сухопарый священник. Не дожидаясь нашего ответа:
- Я хочу послужить Господу еще одну жизнь. Понимаете?
- Не всё успели? - я говорю сочувственно, но он, кажется, решил, что я иронизирую.
- Можете считать это малодушием. Да это и есть малодушие. Мне не с чем предстать перед Ним, понимаете?! Переделать, исправить, попробовать заново. Но это я не о биографии, не о судьбе, не о счастье, а только лишь о служении. Дайте мне еще одну попытку.
Коллинс молча кладет перед ним листы договора.
Невзрачная девушка. Такие у нас бывали. К сожалению, иногда они путают клонирование с косметической операцией. В таких случаях Коллинс неподражаем - умеет поговорить так, что
