меня как на сопляка.

– Хочу убедить Гипноса вернуть сивиллам способности.

– Я не могу этого обещать. Гипнос может не согласиться, или ты ошибаешься, и богу сна не по силам вернуть дар сивиллам, – прямо напомнил я. – Я не имею ни малейшего влияния на Гипноса.

Желваки на лице Хела заходили. Мой ответ его не удовлетворил, но он знал, что всё сказанное правда.

– Добейся хотя бы разговора.

– Можно попытаться, но, опять же, разговаривать с нами или нет – его право. Он бог, а я ему никто.

Тишина стала напряжённой, и я шумно выдохнул, решая пойти на компромисс.

– Хорошо. Такая будет сделка: вы оставите мою сивиллу в покое, а я сделаю всё, что смогу, чтобы Гипнос поговорил с тобой. Если он не явится, то мы попробуем ещё раз, но позже. Если же он выйдет, но откажет в возвращении прорицания девушкам, то мой долг будет выплачен. По рукам?

– Да, – после раздумья хмуро согласился Хел. – Завтра утром мы поедем в Санкт-Данам.

Я не успел возразить: Хел вышел, хлопнув тяжёлой дверью. Я запустил руки в волосы и сжал, ощущая раздражающую боль в затылке, держался, чтобы несчастные светильники сохранили свою форму, но ближайший всё равно жалобно заскрипел. Я материл Хела и весь белый свет про себя, медленно успокаиваясь, а выйдя в коридор, распорядился, чтобы завтра приготовили нужную одежду для поездки. После направился к спальне Лексы, у дверей переговорил с целителем. Тот рассказал, что сивилле не просто лучше, а мучающие её головные боли сошли на нет. Это единственная хорошая новость за сегодня, и моя улыбка хоть и вышла слабой, но была искренней.

– Что делаешь?

От моего вопроса Лекса вскочила на ноги, опрокинув низкий столик с кисточками. Краски она успела подхватить, но испачкала руки. Моя улыбка стала шире от её неуклюжих попыток скрыть от меня мольберт. Она встала, загородив его собой, но тот был слишком заметным. Я деликатно сделал вид, что не понимаю происходящего, и смотрел исключительно ей в лицо.

– Извини. Было скучно… не знала, чем себя занять теперь, когда дара нет. И вот решила… порисовать. Вспомнила, что хотела научиться, – затараторила она, сняла холст с мольберта и отставила в сторону, пряча нарисованное. – В детстве не вышло. Времени не было, а сегодня внезапно вспомнила и попросила слуг принести краски. Извини… Надеюсь, ты не против?

Она принялась собирать кисти и краски, продолжая оправдываться. Я не мешал, наблюдая, как она нервничает из-за такой мелочи, разглядывал разноцветные пятна на фартуке и руках. Её каштановые волосы были собраны в пучок на голове, но он растрепался из-за того, что она часто наклонялась.

– Ты злишься? – неожиданно спросила она, смиренно замерев на месте.

Я невольно рассмеялся: непривычно было видеть её детское смущение и полнейшую неуверенность. С самой школы она знала себе цену и даже спустя годы при нашей встрече понимала, какое впечатление на меня производит. Теперь же Лекса глядела на меня широко распахнутыми голубыми глазами с неаккуратной причёской и пятнами жёлтой краски на щеке, о которых она определённо не знала. Мой смех смутил её сильнее, она покраснела, а веснушки на носу стали заметнее.

Я умолк, подошёл ближе и, не отдавая себе отчёта, взял её лицо в ладони и потянул к себе. Это был аккуратный, невинный поцелуй. Я не настаивал, а Лекса не оттолкнула. Я оторвался от её губ раньше, чем позволил себе без спроса что-то большее.

– Не злюсь.

После поцелуя её глаза совсем округлились, она следила за моим выражением лица, пока я стирал краску с её щеки. Это внимание заставило моё сердце биться чаще, я ощутил, как горят уже мои уши, и неожиданно пожалел о своём порыве. Сейчас у меня нет прав на влюблённость, которая будет сбивать с толку.

– Я бесполезна теперь. Ни дара, ни каких-либо других способностей. Ты уверен, что я могу остаться во дворце? – спросила Лекса.

Я отпустил её лицо, но она не отодвинулась, поэтому я сам предусмотрительно сделал шаг назад.

– Ты должна остаться здесь, Лекса. В других местах для тебя небезопасно, – открыто напомнил я, садясь в одно из кресел. – Расскажи мне правду. Ты замешана в исчезновении дара?

Я не хотел давить, но из-за условий Хела время поджимало. Лекса закусила губу и опустила взгляд в пол. Она могла сдержаться, могла скрыть эту тревогу, но не стала, открываясь мне целиком.

– Мне нужно знать, чтобы защитить тебя. Правда не изменит моего отношения к тебе, я просто рад, что ты поправилась. Вероятно, ты выздоровела именно благодаря тому, что твой дар пропал, – успокаивающе заверил я, пытаясь доказать, что она может мне довериться.

– Я предала сестёр, – призналась Лекса, её плечи поникли.

Она устало села на диван напротив и сложила руки на коленях, не глядя на меня.

– Не всех, большинство всё же рады, но троим я испортила жизнь. Они гордились своим прорицанием, а одна из них – Рин – должна была стать будущей сивиллой Клана Огня. Ей так не терпелось… – голос Лексы сбился, она закашляла и с благодарностью приняла протянутый мной стакан воды. Лекса опустошила его за несколько глотков, а я не торопил. – Она наверняка ненавидит меня.

– Как ты это сделала?

– Не я. Гипнос. Я рассказала ему о своём здоровье, он дал мне какой-то напиток. Я его выпила, но ничего не изменилось. Он потребовал сделку, – хмуро поделилась Лекса, отставив стакан. – Его лекарство сработало бы только при условии, что я дам его всем остальным сивиллам.

– И ты дала?

– Да. Я сделала это сразу по возвращению в Эридан, боясь, что потом передумаю. Лекарство было в моей крови, и я добавила её в маковый чай. Тот самый, который пьют при посещении обители сивилл. Старый ритуал, каждая из нас выпивает хотя бы по глотку макового чая. Он настаивается месяцами, поэтому его не выливают, пока не допьют. Так что в течение ближайших дней каждая из сивилл выпила бы его.

Несмотря на умный план, Лекса выглядела подавленной и расстроенной.

– Всё кончилось, – успокоил я. – Сейчас они злы, но со временем это пройдёт. Всё наладится, и они поймут, что без давления прорицания их жизнь станет лучше.

Она неопределённо мотнула головой, словно пыталась отмахнуться и не слышать того, что я сказал.

– Я выбрала себя, – едва слышно прошептала Лекса. – Поступила эгоистично, и пока меня тащили на совет, я передумала, захотела всё исправить, просила вернуться ненадолго… мне не позволили.

Я не видел её глаз и не слышал слёз в голосе, но сел рядом и обнял за плечи, пытаясь оказать хоть какую-то поддержку. Лекса обхватила меня руками и прижалась, пряча лицо на груди. От неё чудесно пахло цветами, цитрусом и