Я приблизился к жилищу нашей семьи. Если вчера оно выглядело распахнутым для проветривания, то сегодня я обнаружил его абсолютно пустым. Ни вещей, ни одежды – ничего. Словно там и не жили вовсе. Словно хозяева покинули этот мир навсегда и чум готовили к передаче другой семье.

Прокрался в центр поселения, к кострищу, хотя можно было идти не таясь: вряд ли бы меня обнаружили – на улице ни единой души и все чумы накрепко завешены.

Вместо дров, заготовленных для утреннего костра, в центре кострища был навален скарб. Приглядевшись, узнал шкуры из нашего с Уллой чума. Я запутался. Что тут творится? Уже не таясь, подошел и начал рыться в вещах. Нужно было прикрыть наготу, прежде чем выяснять, что произошло. Я искал одежду бездумно, отмечая, что в костер попали и драгоценности, и игрушки сына, и даже утварь. Словно хотели сжечь любое напоминание о нас. Стереть мой род с лица земли.

И тут раздались первые ноты прощальной песни. Я вскинулся, будто хлестнули плетью. Кто-то умер минувшей ночью?..

Вещи моей семьи в кострище и заунывные голоса, тянущие скорбные ноты, никак не желали сложиться в моей голове в единую картину. Ведь этого… Это не может быть правдой, так? Улла не могла… не могла оставить меня. Бросить в такой момент, когда мы ругались и… Ничего уже не исправить… К этому моменту я успел лишь натянуть штаны, а рубаха выпала из одеревеневших пальцев. Хотелось бежать, лететь к Роще Перерождения, но я лишь побрел в сторону песни, неловко переставляя ноги, будто пьяный.

Меня никто не заметил. Все пели, встав на колени и вознося хвалу Велесу. При очередном поклоне толпы поверх согнутых спин я увидел тело, и воздух вышибло из легких. Я еле удержался на ногах. Это была Улла. Но хуже всего было не то, что я увидел жену мертвой. Хуже-хуже-хуже всего был вид ее разорванного горла. Ее исхудавшее тонкое тело омыли, но рана всё равно выглядела жуткой. Жену загрыз дикий зверь. Дикий… зверь… Кто-то вроде волка…

«Волк… Улак…» – всплыл в моей голове предсмертный хрип Уллы.

Я попятился. Никто не обращал на меня внимания. Мир завертелся перед глазами: Роща сменялась картинками вчерашней кровавой расправы в знахарском чуме. Я пятился, пятился и пятился, пока не врезался спиной в дерево. Словно во сне, я развернулся и побежал. Лишь бы не видеть, не слышать, не знать. Но прощальная песня так и гремела в ушах, не смолкая ни на миг. Я бежал, силясь избавиться от звучания имени жены среди прочих мертвых, но погребальный вой плакальщиц всё звучал и звучал.

Пришел в себя я от крепкого тумака в лицо.

– Кален! – закричала Мара не своим голосом. – Полегче!

От силы удара я повалился наземь. Никогда бы не подумал, что тощий парень может так мощно дать. Звон в голове утих, и я заозирался. Как я оказался в их чуме?

– Пришел в себя? – спокойно спросил Кален, словно не он только что влепил мне от души.

– Я… – голос не слушался. – Как… здесь…

– Ты прибежал весь в поту, в крови, слезах и соплях какое-то время назад, – спокойно продолжил Кален. – Мы не могли привести тебя в чувство: ты бредил.

– Что случилось, Улак? – тихо прошептала Мара.

Она присела на корточки, чтобы быть вровень со мной. Выражение ее лица было полно печали, и мне казалось, что они оба уже знали ответы. Но это не мешало им испытывать сострадание. Я оглянулся на Калена. На нем была печать скорби, хотя голос звучал ровно.

– Случилось что-то непоправимое? – спросил друг.

– Я Уллу убил! – из моего горла вырвался вой пополам с воплем.

– Я говорил тебе… говорил… – Кален задохнулся, будто не мог продолжать, замолчал на секунду, а после закричал: – Ждать! Всё, что от тебя требовалось! Просто подождать!

Я ни разу не видел его таким полным… чувств. Словно это была его беда.

– Почему ты убил ее? – голос Мары дрожал от сдерживаемых слез.

– Мы ссорились… я… думаю, я обратился. И не смог сдержать зверя…

– Ты напал на нее в обличье волка? – внезапно голос Мары взлетел от радости.

– Да… – каждое слово будто вырывало кусок мяса из моей плоти. – Думаю… да. Я плохо помню.

Сердце обливалось кровью. Боль была такой, что все воспоминания об обряде померкли. Я чувствовал, как бьется в ужасе моя душа, раз за разом сгорая в огне стыда. Невыносимо. Хуже смерти, хуже агонии, хуже всего, что довелось испытать. Я хотел, чтобы это прекратилось. Я хотел исчезнуть, перестать существовать, превратиться в ничто.

– Я хочу умереть… – прошептал я, хватаясь за голову. – Как мне закончить всё это?

– Улак! – Мара протянула руку, но я отшатнулся и свернулся клубком на шкурах. Болело так сильно – хотя я не мог сказать точно, что болит. Любое движение, мысль, вздох приносили лишь новые волны боли. Я вспомнил, как дед говорил, что боль души не идет ни в какое сравнение с болью тела. Я никогда не верил. Самовлюбленный дурак.

– Я знал, знал, что так будет, – сокрушенно пробормотал Кален. – Он не сможет жить без своей семьи. И я упустил его!

– Мы не знаем, как всё будет, – Мара подскочила и начала ходить из стороны в сторону по их небольшому жилищу. Каждый ее шаг выводил мою боль на новый виток. Я еле сдерживался, чтобы не закричать в голос. Закрывая глаза, я видел лишь разорванное горло Уллы. «Это сделал ты!» – бил набатом голос в голове.

– Велес предполагал по опыту с Владаном, что, возможно… – наконец она остановилась и сказала осторожно: – Возможно, так передается дар…

– Дар?! – закричал я, катаясь по полу и пытаясь унять раскаленные угли в сердце. Но они всё жгли и жгли. Я вскочил. – Это проклятие! Никакой не дар! Улла была права! Мы прокляты!

– А если Улла… вернется? – спросил Кален, глядя на меня с жалостью.

– Ты думаешь… – я задохнулся. – Думаешь… я желал такой судьбы любимому человеку? Обращаться в опасного зверя?

– Со временем это можно будет усмирять, – Мара пыталась убедить меня, но, услышав мой яростный рык, поправилась: – Мы так думаем…

– Мы должны дождаться, вернется ли Улла, – примирительно сказал Кален. – Успокойся же, Улак!

Что он мог знать! Успокойся! Я представил бесконечную жизнь с тяжестью того, что сделал. Нестихающую боль в сердце год за годом. Чувство вины, бремя моего греха. Или еще хуже… Уллу, возрождающуюся из дерева Рощи страшным зверем. Кто станет следующим? Кто пострадает от нашего «дара»? Нет, я не хотел этого. Я не знал. Мне не вынести таких последствий своего малодушного страха смерти. Я проклял весь свой народ! Улла была права: я уничтожил нас. Мы все обречены.

– Я хочу разорвать договор! – выпалил я.

– Думаешь, это так просто? – усмехнулся Кален, и в его глазах я увидел отражение бездны. Будто он знал, о чём говорит. – Это не муха, от которой можно отмахнуться или которую можно прихлопнуть. Это, Велес тебя подери, навсегда. На-всег-да! Понятно тебе?