Финиковое вино начало мне надоедать. Всякий раз, строя планы по вечерам, мы с Пашангом выпивали кувшинчик.

Селена опустила кубок на стол.

– Могу я спросить… тебя что-то тревожит, султанша?

– Мои трезвые мысли, вот что меня тревожит. – Я усмехнулась, чтобы скрыть огорчение. – Знаешь, я люблю, когда меня называют султаншей, ведь с тех пор как меня, плачущую, вытащили из Пустоши, уважение – это все, чего мне хотелось. Но когда я слышу такое обращение от тебя, то испытываю… скорее, чувство вины. Словно я его не заслуживаю.

– Как же мне тебя называть?

– Может быть, по имени? Ты сказала, что хотела быть мне подругой. Тогда прекрати постоянно проявлять такую подобострастность.

Селена хмыкнула. Я была почти рада услышать из ее уст что-то кроме почтительных выражений.

Почти.

– В замках Гипериона, где я росла, я встречала много таких женщин, как ты.

– Неужели?

– Ты всегда говоришь, что хочешь услышать правду, но ненавидишь эту правду. И в конце концов начинаешь ненавидеть того, кто тебе эту правду сказал. А поскольку пытаешься поставить в подобное положение меня, мне никак не выиграть.

– Я и вправду такая? Хм, ужасно выглядит. Напоминает Мириму.

Сестру Тамаза и тогдашнюю хранительницу гарема.

Селена кивнула.

– Зедра, твой самый заклятый враг, теперь прислуживает тебе. И тебе это нравится. Я боюсь даже подумать о том, что ты сделаешь со мной, если я хоть чем-то задену твою гордость.

И она права, разве нет? Я злопамятна. Но когда-то была и более мягкой. Просто это сложнее теперь ощутить. И Эше любил во мне именно эту мягкость.

Может быть, услышав, как сильно он меня ненавидит, я окончательно отказалась от этой мягкости. Стала жесткой, какой требовалось быть, чтобы выжить, сокрушить тех, кто желал мне зла. Но заслуживала ли эта новая Сира любви?

Если бы никто меня не любил, я лишилась бы сил? Смогла бы соединять звезды, если бы не любовь того, кого я держала за руку?

Я взглянула в кроткие ореховые глаза Селены. Прямые каштановые волосы безмятежно падали ей на плечи. Она выглядела такой свободной, что я даже ей позавидовала.

– Как тебе удалось не ожесточиться после того, как шах Мурад буквально накинул тебе петлю на шею? – спросила я. – Или после того, как Зедра попыталась принести тебя в жертву?

– У меня есть вера. Она помогает наполнить смыслом мои страдания. Я не позволяю сердцу кипеть от горя. Вместо этого я молюсь и уповаю на Архангела.

– Неудивительно, что отец тебя любит. Что за идеальное дитя.

– Я не идеальна. Совсем.

– В самом деле? Может, если я увижу твои грехи, это поможет мне почувствовать себя лучше? А какими из них ты гордишься?

– Я не горжусь своими грехами.

– Тогда исповедай их мне. Каков твой самый страшный грех?

– А твой?

– Почему я должна признаваться первой? Это ведь ты мне служишь.

– Мне казалось, ты хотела видеть во мне подругу? – Она снова потянулась за кубком, словно входя в раж от этой игры. – Так что ты первая.

К нам бесшумно подошла Нора с бутылкой розового вина. Словно мышка, она всегда старалась быть незаметной и держала руки сложенными на груди.

Нора опустила бутылку на столик. Я смешала вино с ячменной бражкой, отхлебнула. Вот теперь ощущались крепость и вкус.

Может, даже слишком. Когда я промокнула губы шелковым платком, красный след на нем оказался гораздо ярче, чем я ожидала.

Цвета крови. Это точно кровь, ведь вино бледно-розовое. Я в недоумении уставилась на пятно. У меня не шла кровь. Вера не прокусила мне губу, когда ее язык проник мне в рот. И почему эта кровь… что-то шепчет? Нет, не шепчет… поет.

«Мы лишь испытание, так что не будь неверным. Ты продал душу за жуткую цену…»

– И каков твой самый страшный грех? – спросила Селена, возвращая меня к реальности.

Я смяла шелковый платок и выбросила с балкона. А потом потерла руки, унимая охватившую меня дрожь.

– Ты это слышишь? – спросила я у Селены.

– Что?

– Голос. Или даже… это больше похоже на хор.

Она покачала головой.

Может, мне просто показалось. Не могло же быть поющей крови в розовом вине. Это просто бессмысленно.

– Ты пытаешься избежать ответа на вопрос? – ухмыльнулась Селена. – Я тебе не позволю. Говори про твой самый страшный грех.

– Самый страшный грех… – У меня их уже так много. – Может, когда я молилась далекой и пустой тьме, чтобы мать и отец возвратились живыми с охоты. Или когда я послужила той же тьме, вызвав кровавую чуму.

Селена усмехнулась, как будто я пошутила, потом отпила глоток ячменной бражки.

– Ты не служишь злу, Сира. Ты часть плана Архангела. В Ангельской песне есть предания о неверующих, которые были врагами веры, но Архангел их использовал и даже говорил через них.

– Хорошо. Это не тот путь, по которому мне хотелось идти. Я сыта по горло историями о богах, вере и ангелах.

– Тогда расскажи о другом грехе.

Я поставила кубок на стол и оттолкнула его от себя по гладкому дереву.

– Помнишь, у меня была служанка со щечками как клубника?

– Вера? Девушка, которую задушила Зедра?

– Да, та маленькая потаскушка. Я ею с удовольствием пользовалась. Хотя она заслужила то, что получила от Зедры.

– В каком смысле… пользовалась?

– Да во всех, каких пожелаю. Вот и все, что я могу об этом сказать.

Щеки Селены окрасил глубокий вишневый тон.

– Да, это грех.

– Думаешь, меня это волнует? Почему я должна чувствовать себя виноватой?

– Но тебе эта девушка была безразлична. Ты ее использовала.

– Как и она меня. Это было честное соглашение.

Я бросила взгляд на стоявшую у балконной двери Нору. Она чуть замешкалась, не успела отвести взгляд, чтобы не встречаться с моим. Зедра славилась острым слухом, вероятно, и Нора нас слышала. Что могла подумать простая вограсская девушка о том, в чем я только что призналась?

– Нора, – позвала я.

Она подошла, сложив ладони.

– Да, султанша.

– Садись с нами.

Она напряглась так, что локти почти соприкоснулись.

– Ну иди же, – сказала я. – Подойди и сядь рядом с Селеной.

– Как прикажете, султанша.

Селена сдвинулась влево, чтобы Нора могла сесть на подушку цвета лазурита.

– Разве это не странно, Селена? Ты когда-то служила ей.

Селена с сомнением взглянула на Нору.

– Странно. И кровавая магия странная. Нечестивая.

– Вот как… Ну, теперь расскажи о своем грехе. Ты когда-нибудь помогала Зедре в колдовстве?

– Помогала. Да простит меня Марот.

– А в день свадьбы, когда Зедра вселилась в мое тело и выколола мне глаз?