Шрифт:
Закладка:
– Нора. – Я положила руки на ее плечи. Странно было смотреть так на Зедру. – Ты ужасно выглядишь. Я этого не допущу.
Это я поселила Нору в мрачной башне и поэтому хорошо понимала, что она может решить, будто я над ней насмехаюсь.
– Слушай, – продолжила я. – Я переселю тебя поближе ко мне. И с сегодняшнего дня ты будешь моей служанкой и компаньонкой, как Селена.
– Компаньонкой?..
Я кивнула.
– Ты знаешь, что это?
Она покачала головой. Эти вограсцы – настоящие простофили.
– Ты будешь подавать мне еду, помогать одеваться, иногда будешь моим доверенным лицом. А тебе бы такое понравилось?
Она колебалась.
– А как же мой сын? Кто о нем позаботится?
– Мы все о нем будем заботиться, вместе. Он особенный мальчик. – Это точно. Он дитя Марота. Обладает кровью бога. Столько необычного в такой крохе. – Ну, что скажешь?
Нора посмотрела направо, потом налево, словно окруженная невидимой клеткой. Наконец, она остановила взгляд на моем подбородке и кивнула. Очевидно, если бы могла, покачала бы головой. Но я только делала вид, что даю ей выбор, и она это понимала.
– Превосходно. – Я сжала ее холодное худое плечо. – Как говорят в силгизских землях, кто промедлил, тот проиграл. У меня впереди долгий день, значит, и у тебя тоже.
Когда я сидела за обеденным столом, освещенным слабым светом свечи, паж-силгиз принес мне второе письмо. Восковая печать на нем была в виде ангела Цессиэли, с четырьмя глазами, расположенными в форме ромба. Я взломала печать столовым ножом, разрезав пополам странное лицо ангела.
Разумеется, письмо было от императора Священного Крестеса и адресовано принцессе Селене.
«Я заставил бы море расступиться, чтобы снова быть с тобой, дорогая дочь. Продолжай молиться, и пусть вера излечит твои тревоги. Я иду к тебе. Большего не скажу, опасаясь, что это послание попадет в руки сирмян, саргосских пройдох, эджазских пиратов или еще кого-то из моих многочисленных врагов. Но знай, что хотя я долго пребывал в ступоре, ты заставила меня действовать».
Ответ краткий, но в нем заключено многое. В идеале Иосиас должен собрать солдат, готовых быстро пройти через земли неверных. А захват городов Баркама на побережье или даже угроза им создадут как раз то давление на этого мудрейшего человека, которое мне и нужно, и заставят его с поджатым хвостом приползти к моим ногам.
А потом я использую Нору как дополнительную приманку. Палка вместе со сладкой ягодой убедит его присоединиться к нам.
Я зачерпнула руками рисового плова – много изюма, кардамон и чуть-чуть козлятины. И пока жевала, думала о человеке, который, без сомнения, постарается разрушить все мои планы.
Кева внешне красив и загадочен, но в душе такой простодушный невежда. Наши шпионы сообщили, что ему не удалось заключить союз с детьми Мансура. Но этот союз и не был его лучшей картой. Нет, Кева будет искать помощи могущественного Сирма и еще более могущественного Кашана, граничащих с нами с обеих сторон.
Кашан совершенно непредсказуем – там мириады фракций, и иерархия до неприличия сложная. Я вспомнила болезненные уроки, где я могла бы все это усвоить. Тогда я боялась получить от Философа удар палкой, поскольку с трудом могла назвать различия между сирдаром и сиди. Теперь я жалела, что он не бил меня крепче, чтобы была повнимательнее. Если бы я понимала внутренние проблемы Кашана, то могла бы этим воспользоваться.
Однако будь я игроком, поставила бы на то, что в Кашане откажутся помочь Кеве, – если он не пообещает солидную плату. Он может предложить Мерву, чтобы наказать детей Мансура или чтобы принудить их к союзу, как я Баркама.
Сирм также имеет достаточно сил, чтобы изменить баланс в пользу Кевы. И я не допускала, что шах Сирма скажет «нет» своему самому прославленному янычару, своей мертвой дочери и принцу Аланьи, который спас его от неминуемой гибели.
На следующее утро, после довольно сложного заседания Совета семи, я пришла в покои Пашанга, чтобы обсудить вопрос Сирма. Я не выносила этого на обсуждение на совете, и прежде всего из-за Гокберка, поскольку пропасть недоверия между нами становилась бездонной. Мне не хотелось, чтобы члены совета знали о моих планах – враги показали, что намерены стравить нас друг с другом. Учитывая существующие разногласия, это будет несложно.
Пашанг лежал обнаженным на шелковых простынях, подложив руки под голову, живот раздулся от выпитого этим утром. Мы были не самыми любящими супругами, но если он хотел меня – я не отказывала, хотя все меньше наслаждалась физической близостью. Он слишком много пил, слабел и утомлялся на мне быстрее, чем от скачки на лошади.
Я скучала по тому времени, когда несколько лун назад он, десять лет представлявший подругу своего детства обнаженной, наконец-то сумел воплотить фантазии. Он был ненасытным, счастливым и полным страсти, какой ко мне никто не испытывал. Но мы оба быстро утратили новизну впечатлений.
– Про забадаров Сирма болтают всякое. – Он почесал внутреннюю сторону волосатого бедра. – Я слышал, они насилуют трупы врагов и у них есть святой, известный тем, что возвел стену из черепов пленных крестейцев. Абан или вроде того.
Я с отвращением вздохнула.
– Болтают всякую чушь.
– И тем не менее забадарские племена десятки лет воюют с Крестесом. Они отправляли в могилу истории одного императора за другим. Они ни в чем не уступают йотридам или силгизам.
– Дело не только в одних забадарах. Там есть еще смертоносные всадники, янычары. И флот Рыжебородого, самый крупный в Юнаньском море.
– Мучительно думать, что вся эта армия может пойти на нас. Но что делать? Любезно попросить Мурада не нападать?
Я прислонилась к стене и наблюдала, как Пашанг почесывает в паху.
– Если Мурад ощутит напряженность в своей стране, он не нападет, – сказала я. – Говорят, Тагкалай, большой город на востоке Сирма, находится под властью мятежного янычара.
– То есть ты хочешь уговорить мятежников опрокинуть котел?
– Возможно, но это ведь нужно только нам? Они далеко, и мы мало что можем им предложить.
– И просить Крестес направить свои орудия на Костану ты тоже не можешь. Их император уже с надеждой плывет сюда. Мне греет душу – пусть я и оставил ее где-то в Бескрайней пустоши – такая любовь отца к дочери.
– Особенно после того, как отец меня отдал.
Пашанг, как всегда, грубо фыркнул.
– Из этого испытания, дорогая жена, тебе бы следовало усвоить, что не все в твоей власти.
– Разве так мы завоевали этот город? Признав свою слабость?
– Для принуждения существуют пределы. Сирмянский шах относится
