мере, стоит позвать Матильду, чтобы она выступила в роли ее помощницы. Но так приятно говорить с кем-то на иллишском. Возможно, поэтому она и заводит разговор совсем о другом.

– Значит, ты из Иллана? – устроившись в кресле и жестом предложив ему сесть напротив, спрашивает Эйса.

Он опускается в кресло, сохраняя дистанцию между ними, большую, чем в ту ночь.

– Я там вырос. Вернее, проводил время, когда мы выбирались на сушу.

– Но… – Она замолкает.

– Но моя кожа на несколько оттенков темнее, чем у уроженцев островов?

– Я не это хотела сказать… – Эйса снова краснеет. Почему она так нервничает? – Вернее, это, но мне не стоит совать нос не в свое дело. Но ты так помог мне, а я ничего о тебе не знаю.

Он молча смотрит на нее, медленно водя большим пальцем по колену.

– Когда мне было шесть, матрос нашел меня в спасательной шлюпке. В восемнадцати лигах от Эри. У меня так пересохло горло, что я еще несколько дней не мог говорить.

Виллан упирает локти в колени и слегка наклоняется вперед. Она чувствует исходящий от него аромат соли и чего-то сладкого.

– Я не помню родителей. Лишь обрывками: темные, как орехи, руки мамы, которая чинит сети. Белые, словно пена, руки отца, сжимающего весла. Думаю, с ними что-то случилось. Возможно, мы попали в шторм.

Сердце Эйсы сжимается.

– Мне жаль.

– Что бы ни произошло, тот моряк меня усыновил, – отведя взгляд в сторону, продолжает Виллан. – Он стал мне отцом и научил ходить под парусом, завязывать узлы и свистеть. А еще как выпутываться из передряг. Мы пережили много приключений.

Он говорит так, словно его приемного отца больше нет в живых. Эйсе приходится сдерживать себя, чтобы не коснуться парня.

– Значит, твой отец был рыбаком?

Во взгляде, который он обращает к ней, сквозит печаль.

– Не совсем. Ты слышала о Змее?

Эйса моргает:

– О пирате?

– Ну, он называл себя свободным моряком, но да. Это мой па.

Змей – настоящая знаменитость в Иллане. Кто-то считает его преступником, но ее папа говорил, что Змей нападает только на корабли тех, кто не сильно страдает от понесенных убытков. По словам отца, Змей сбил спесь с контрабандистов.

– Большую часть детства я провел на воде, – говорит Виллан. – Но каждое лето мы возвращались домой на Иллан, чтобы напитаться силами от земли предков. Так что это единственное место, помимо моря, где я чувствую себя как дома.

Дом. В его голосе слышится та же тянущая боль, которая живет в ней. И от этого она чувствует себя не такой одинокой.

– Как ты оказался в Симте? Еще и стал стражником Соловья?

Улыбка, прятавшаяся в уголках его губ, исчезает. Его глаза наполняет темнота.

– Долгая история, девочка. Не думаю, что ты действительно хочешь ее услышать.

– Ладно, – соглашается она. – Что ты сделал с моим другом?

– Отвел его к своему приятелю, – спокойно отвечает Виллан. – Хотел дождаться, пока он протрезвеет, а потом посадить на корабль до Иллана. Но он до сих пор буянит и говорит то, чего не следует.

– Он… нездоров? – тщательно подбирая слова, спрашивает Эйса.

Виллан хмурится:

– Он выглядел так, словно перепил контрабандных коктейлей. И продолжает пить.

От этих слов ее сердце сжимается. Помешательство Эниса пройдет, как болезнь? Или она навлекла на него проклятие, из-за которого ему придется прожить жизнь, словно бродя в тумане?

– Где он сейчас?

– Все еще у моего друга. Я не могу доверить кому-то плыть с ним, пока он в таком состоянии. Если ты хочешь, чтобы он вернулся домой, мне придется сопровождать его.

Эйса чувствует, как учащается пульс.

– Но… разве Мадам Ворона не станет задавать вопросов?

– Я сказал ей, что моя бабушка при смерти. А раз Ночные птицы сейчас не принимают клиентов, ее не слишком беспокоит этот короткий отпуск. – Он кривит губы, словно съел что-то горькое. – К тому же она знает, что я вернусь, потому что у меня нет другого выбора.

В голове Эйсы всплывают слова Леты: «Они верны мне. Я позаботилась об этом». Но она так погрузилась в свои страхи, что не задумывалась, что это может означать.

– Спасибо, что помог Энису, – говорит она. – И мне. Знаю, ты сильно рисковал.

Ей следовало бы остановиться, но что-то вынуждает ее хоть раз проявить храбрость.

– Зачем ты это сделал?

– Потому что kell ta kell, en bren to-magne.

Это иллишская поговорка: «Волну за волной мы преодолеем вместе». Она также означает, что иллишец всегда поддержит земляка. Но чувствовал бы Виллан это родство, если бы знал, на что она способна? Он пристально смотрит на нее, и она едва сдерживается, чтобы не поежиться. Но спустя секунду он переводит взгляд на свечи, стоящие на каминной полке.

– Он говорил так, – наконец разрушает тишину Виллан, – будто твой apselm.

Ее глаза распахиваются от удивления. На иллишском это означает что-то между возлюбленным и предназначенным судьбой. Apselm – две половинки одного целого, две стрелы, направленные друг в друга. Такая связь вынудила маму бросить семью в Симте ради иллишского рыбака, с которым она познакомилась, когда они отдыхали на побережье.

– Нет, – уверенно отвечает Эйса. – Мы просто друзья.

Виллан стискивает зубы:

– Не хочу совать нос не в свое дело. Но в ту ночь он вел себя не как друг.

– Он в этом не виноват, – коснувшись морского стекла в волосах, говорит она.

– Ты уже говорила это. Но не думаешь же ты, что это твоя вина?

Она не может рассказать этому парню о самом стыдном… да и никому не может. Но давление, нарастающее в груди, не удается сдержать.

История рвется с языка. Эйса рассказывает, что она чувствовала, когда целовала Эниса тогда в Иллане. Что он сказал о ее магии. Как Энис нашел ее в Симте, не зная, где она находится. Закончив, она чувствует прилив сил и облегчение, какие испытывала после исповеди отцу Тосу. Если не учитывать того, что Эйса никогда бы не осмелилась рассказать подобное церковнику.

Когда она перестает говорить, на несколько мгновений повисает тишина. Эйса вдруг понимает, что их разделяет небольшое расстояние, словно все это время их подталкивали друг к другу невидимые волны.

– А с другими девушками подобное случалось? – спрашивает Виллан.

Эйса тяжело вздыхает:

– Говорят, клиенты могут стать… навязчивыми. Поэтому Мадам разрешает лишь несколько встреч в год. Еще я слышала, что передача дара может создать связь, хотя и на короткое время. Но подобное? Вряд ли.

Он снова водит большим пальцем по колену. И, кажется, тщательно подбирает слова.

– Когда-то у отца в команде работал моряк. Он пристрастился к алхимическим зельям. Он скрывал это… потому что па был благочестивым человеком и сторонником запрета на магию. Но моряк оказался чувствительнее к зельям, чем остальные. Они вызывали у него эйфорию.

От мысли, что она может стать чьим-то наркотиком, становится не по себе. Она вдруг вспоминает, как они с мамой раскладывали в сушильном сарае ночную звездницу для