самовлюблённые самоуверенные наглецы, которым закон не писан! Но чтобы до такой степени! Чтобы… чтобы… Грудную клетку распёрло от скопившегося возмущения. Остро захотелось расцарапать одну улыбающуюся морду со светлой щетиной.

В этот момент официант поставил передо мной тарелку ризотто с грибами. Я схватила вилку до побелевших костяшек и воткнула её в рис. Очень хотелось, чтобы это был стейк или что-то потвёрже, но увы. Несколько минут мы ели в полнейшей тишине, прежде чем Грегори отметил:

— Ты злишься.

— А ты оракул, — буркнула я.

Меня возмутило то, что он намекнул фирме, что я могу быть преступницей. Мне теперь вообще космотакси дадут? А сбор информации? Как-то не очень приятно быть объектом, под который «копают».

— Ты дала мне обещание, но убежала наутро, — тем временем отметил Грегори.

Да как он смеет сравнивать! Он нагло вырвал его из меня! Под дулом пистолета тоже многие дают самые разные обещания…

— Может, я передумала?

Не то чтобы я хотела задеть ларка, но судя по тому, какой зеленью полыхнули экзотические глаза и дёрнулась жилка на шее, я задела его.

— Передумала заводить ребёнка или не хочешь, чтобы отцом был именно я? — уточнил он ровным тоном.

Я повела плечом.

— Неважно.

— Неважно? — Грегори отложил приборы в сторону. — Бьянка, ты мне очень нравишься, и я чувствую, что нравлюсь тебе. Твой аромат говорит об этом, и сколько бы ты ни утверждала, что это не так, тело не умеет лгать.

Я мысленно застонала. Вот же нюхач на мою голову… Предупреждала ведь мама: «Не связывайся с ларками! Вобьют себе в голову, что ты их хочешь, — и всё. Пиши пропало».

— Если ты боишься, что расскажу о жабрах, то я не стану этого делать, — внезапно добавил ларк, опуская взгляд на мою шею.

Там, разумеется, было горло от блузки, которое закрывало мой «брак», но от слов командора всё равно стало спокойнее. Эльтон — Мир, где внешность имеет такое же значение, как образование, и даже большее, чем родственные связи. Когда-то в детстве, мрачно рассматривая наследство от отца-миттара в зеркале, я долго сокрушалась несправедливости Вселенной, но лишь в колледже поняла, насколько на Эльтоне всё взаимосвязано.

Генетически у эльтониек должны рождаться только такие же малинововолосые девочки с хвостиками, но в те редкие случаи, когда на свет появляются девочки с признаками другой расы или, что ещё хуже, мальчики, это брак. Если бы общество не стыдило таких особей, не заставляло покидать родину, то эльтонийки как раса уже давно бы исчезли. Построить карьеру специалиста, получить высокооплачиваемое место на фирме или государственном предприятии могли априори только чистокровные женщины. Все «бракованные» эльтонийки если и оставались на планете, то работали в низах всю жизнь: уборщицами, официантками, помощниками на складах, а то и вовсе грузчиками. В некоторые престижные учебные заведения эльтониек с примесью крови не брали, а если у девушки каким-то образом получалось чему-то научиться — через инфосеть, книги или у подруг — она всё равно не могла претендовать на хорошую зарплату.

«Массаж был отличным, вот половина ставки. Сама понимаешь, у тебя хвост короткий».

«Проект дачи понравился, но у тебя кожа слишком бледная. Неужели отец — человек? Вот десять кредитов, это я ещё щедрая».

«Лекала для платья идеальны. Даже странно, что такая, как ты, осилила».

Массажистки, архитекторы, швеи — неважно, какую профессию выбирала бракованная эльтонийка, общество отказывалось платить ей полную сумму. А будучи стеснёнными в средствах, такие женщины боялись рожать. Таким образом, генетика и социальные правила образовывали естественный отбор расы.

Я мастерски научилась прятать свой недостаток ещё с детства. Вначале помогала мама, потом я делала это сама. Если на Эльтоне всплывёт правда о моей нечистокровности, то я потеряю очень многое.

Слова командора в некотором смысле сняли груз с сердца. Я опасалась, что узнавший о моём секрете мужчина начнёт шантажировать, но, к счастью, командор Грешх-ан не опустился до такого. Что ж, одной проблемой меньше.

— Спасибо, — выдохнула я. — Мне это действительно важно.

Грегори посмотрел на меня серьёзно.

— Наши тела — это карты наших путешествий, а каждая родинка, шрам или особенность — это истории, которые делают нас уникальными. Любить себя — это ценить каждую деталь этой карты. Мне всегда было странно, как эльтонийки могут чего-то стесняться. На мой взгляд, это так же глупо, как сказать «мне не нравится моя левая нога».

Я грустно усмехнулась и проворчала:

— Много ты чего понимаешь.

— Понимаю, что не стал бы жить на планете, где мне стыдно за левую ногу.

Я возмущённо посмотрела на собеседника.

— Мне не стыдно за жабры. Я ими горжусь!

— Но ты их прячешь.

— Таковы нормы и устои Эльтона. В каждом Мире свои правила.

— Переезжай на Юнисию, тебе не придётся ничего скрывать.

— Нет.

— Значит, будем встречаться здесь, на нейтральной территории?

— Да.

Глаза ларка блеснули, а на чувственных губах заиграла улыбка. Я тут же поняла, что он обвёл меня вокруг пальца. Агр-р-р! Вот же жук! Заболтав, этот хитрец ловко вытянул из меня ещё одно обещание! А я вообще-то больше не планировала с ним встречаться!

Ну вот как у него получается?!

Еще десять секунд назад я спокойно ела ризотто и радовалась тому, что мужчина оказался всё же порядочным и не стал давить через мой маленький секрет, как он снова заставил испытывать весь спектр эмоций. Настроение рядом с ларком скакало как на сверхскоростных.

— Грегори, послушай, я не хочу никаких больше встреч… — сказала, чувствуя, что закипаю.

— Нет, это ты послушай. — Ларк решительно поднял палец вверх, перебивая.

Что за?..

Вначале я не поняла, о чём он говорит. За толстыми стеклами ресторана поливал дождь, в уютном сумраке гости тихо перешёптывались друг с другом, играла живая музыка…

Музыка.

Мелодия шёлковой лентой оплетала пространство, сливаясь с тенями и мягким светом свечей. Она началась с глубокого завораживающего ритма бандонеона, пульсирующего словно сердце ночного Тур-Рина. Она текла как река, но присоединившиеся виолончель и скрипка чётко дали понять: будет водопад.

Нежная, но яркая. Местами страстная. Глубокая. Насыщенная. Она рассказывала о любви и потерях, о встречах и прощениях. Только плакала скрипка, и вот уже вовсю хохочет бандонеон. Музыка настолько удивительная, что время остановилось и я растворилась в этих звуках.

Я оглянулась на исполнителей, но Грегори поймал запястье.

— Потанцуем?

Ему не требовалось согласие. Он просто вытянул ошеломлённую меня