Шрифт:
Закладка:
Яшенька что-то начинал понимать и спрашивал: «Бабушка, это когда одна стрела упала в болото?»
На этих словах выходил ты, Миша, и спрашивал: «Мамо, не врите рэбёнку: вы хотите сказать, шо если бы стрела еврейского мальчика упала в болото, то Цецилия приняла бы в дом жабу?»
Мама пропускала едкое замечание и продолжала: «Сказала стреляйте – значит, стреляйте! Ваш папа стрелял, и что, разве перед вами жаба? Пустил стрелу Мойша. И упала стрела во двор балагулы Шлёмы. Дочка балагулы была писаная красавица, хоть и небольшого ума. Звали ее Двойра. Она кинулась на шею Мойше, и он тут же на ней женился».
Ты, Миша, не мог не вставить свои пять копеек: «Не, ну это ж надо, какой горячий еврейский парень!»
Мама продолжала: «Пустил стрелу Сруль. И упала стрела на двор ребе Шмулика. И подобрала стрелу дочь ребе Шмулика – Сара. Она была немного хромая и чуточку глухая. Но тоже полюбила Сруля с первого взгляда, и он тут же на ней женился».
Ты, Миша, не унимался: «А у евреев, сынок, второго взгляда практически не бывает…»
Мама, смерив Мишу уничижительным взглядом, вела историю дальше: «Младшему Иоське таки повезло больше всех, ибо его стрела угодила куда?»
Яшенька вскрикивал: «В болото, бабушка!»
«Правильно, люба моя. Подхватила стрелу лягушка. А красоты она была неописуемой. И ума такого же. И знала она про всё на свете, она могла с точностью сказать: КТО, ГДЕ, КОГДА и ЧТО делал».
Ты, Миша, не выдерживал: «Ой! Гевалт! И Иоська тут же на ней женился. Не отставать же ему от братьев, правда, мамо?»
«И повели они жён, чтобы представить их маме Цецилии. Мама Цецилия была женщина прямая, нрав у нее был суровый… Посмотрела она на невесток и говорит: “Хочу испытать вас, невестки. Испеките-ка вы мне к Шабесу халу! Испробую я те халы и скажу, кто из вас самая рукастая”.
Дочь балагулы и дочь ребе Шмулика прибежали домой и ну давай по сусекам мести».
Ты, Миша, опять не выдерживал: «Мамо, хала – это ведь не колобок!»
«Не мешай, папа», – открывал рот Яшенька и получал очередную порцию каши.
«Михаил Абрамович, вам заняться нечем?» – возмущалась мама и продолжала: «Приплёлся Иоська домой, сел невесел, голову повесил. А Лягушка и спрашивает: “И что это ты, Иося, невесел? Шо уже такое случилось? Уже твоя мама тебя против меня настроила! Уже гадостей наговорила! ”
А Иося и отвечает ей: “Как же мне не кручиниться, если мама сказала, чтобы ты халу испекла к Шабесу”.
“Не тужи, Иоська, – отвечала ему Лягушка, – будет тебе хала”.
Ушёл Иоська спать, а Лягушка на двор выскакала, шкурку зелёную скинула и превратилась в такую девочку, в такую красавицу! И ну давай орать: “Мамалэ-нянялэ! Собирайтесь-ка, снаряжайтесь-ка. Испеките мне халу к Шабесу! ”
И сбежались отовсюду мамалэ-нянялэ и ну давай халы печь! А наутро все три невестки собрались у свекрови, хвастаются халами.
Цецилия взяла в руки первую халу, Двойрину, и говорит: “Скажи-ка ты мне, Двойра, что это за сухарь такой? Дрожжи положить забыла? А у тебя, Сара, что за сморчок такой?”»
Ты, Миша, не пропускал ни слова: «Мамо, скажите, чтобы мальчик понял: эта хала таки была похожа на саму Сарочку…»
«И тут Иоська достал свою халу…»
Ты, Миша, не смог не вставить: «Ай да Иоська, ай да сукин сын!»
Яшенька поворачивал голову к папе и спрашивал: «Папа, а что такое “сукин сын”?»
Я крутила пальцем у виска, а мама переводила: «Ай да Иоська, ай да молодец! Вот что это значит, Яшенька. Кушай!»
«Рассказывай, бабушка!» – просил Яшенька.
«Да, мамо, аж мне интересно стало, чем дело закончится», – не унимался ты.
«”А теперь пусть ваши жёны на Шабес явятся, да свечи зажгут, да к столу сядут”.
И стали братья над Иоськой потешаться: “Как же ты, Иоська, жабу свою за стол посадишь?”
Приплёлся Иоська домой, сел невесел, голову повесил.
А Лягушка и спрашивает его: “И что это ты, Иося, невесел? Шо уже такое случилось? Уже твоя мама тебя против меня настроила!”
А Иося ей отвечает: “Как же мне не кручиниться? Мама сказала, чтобы ты к Шабесу явилась, да за стол с невестками села, да свечи зажгла… А как я тебя, такую зелёную, за стол посажу?”
А Лягушка ему и отвечает: “Не тужи, Иоська. Как женился, так и посадишь. Ты к Шабесу придёшь, за стол сядешь, кидуш на вино сделаешь, а как услышишь гром, так и скажи: это, мол, моя Лягушонка в коробчонке приехала”».
Ты, Миша, не мог пропустить, чтобы не сказать своё веское слово: «Мамо, а что, без грома никак?»
Мама говорила: «А из сказки слов не выкинешь, зятёк! Кушай, Яшенька, кушай, папу своего не слушай. Ушёл Иоська спать, а лягушка на двор выскакала, шкурку зелёную скинула и превратилась в такую мейдэлэ! И ну давай орать: “Мамалэ-нянялэ! Собирайтесь-ка, снаряжайтесь-ка. Платье мне к Шабесу приготовьте, да косынку красивую”.
И сбежались отовсюду мамалэ-нянялэ и ну давай шить-вязать! А под вечер стали собираться к столу Мойша с Двойрой, Сруль с Сарой и Иоська один невесёлый пришел. А братья над ним потешаются: “Что же ты жабу свою не принёс? Что же в платочек-то не положил? Что же ты её не нарядил? Что же за стол не посадил?”
И тут раздался гром. Испугались все, а Иоська и сказал: “Не бойтесь! Это моя Лягушонка в коробчонке прискакала”.
И вошла еврейская девочка красоты неписаной! И стали они жить-поживать, да детей рожать…»
И ты, Миша, конечно, не мог не закончить сказку: «А смысл этой сказки, Яшенька, такой: не надо, сынок, надеяться на удачу и пускать стрелы куда ни попадя – они всё равно упадут не туда, куда надо. А надо поднять свой тухес и идти искать свой нахес. Старая еврейская поговорка, сынок, гласит: “Любимую надо рассмотреть не глазами, а сердцем”».
Каша была съедена, бабушка довольна, а я смотрела на всех вас, моих любимых, и думала: «Мальчик мой, люба моя, не будь тем, кто всё время ищет. Будь тем, кто всё время что-то находит…»
История семнадцатая
Юный натуралист
– Мишенька, кецеле, что-то я сегодня не очень хорошо себя чувствую. Давление, сердце стучало, как сумасшедшее. Думала, не дойду до балкона. Лекарства выпила… Я пью столько таблеток, что для них нужно будет покупать отдельный чемодан, когда… Но потихонечку, помаленечку, я уже здесь. О,
