приходе на работу отправляли в ту часть тюрьмы, куда я обычно не попадала. Сумки пропускали через сканер, затем их обнюхивала служебная собака, и производился выборочный обыск. Если что-то вызвало подозрения, сотрудника отводили в сторону для беседы.

Охранники вытащили из сумки мои вещи и по одной разложили их на столе. Контейнер с ланчем, бутылка воды, кошелек с парой монет – проносить в тюрьму значительные суммы строго запрещалось. Старший офицер расстегнул молнию на переднем кармане сумки и замер, потом искоса взглянул на другого охранника. Что они нашли? Офицер нахмурил брови.

– Ну и что это такое?

– А что? – переспросила я, не в силах дальше терпеть нависшее напряжение.

Он вынул из кармана упаковку жевательной резинки, в которой оставалось всего две подушечки, и положил ее на стол. Потом подтолкнул пачку ко мне.

– Вы знаете, что это запрещено?

Жвачка входила в список предметов, строго запрещенных на территории тюрьмы. Я чувствовала себя ужасно, до глубины души пристыженной. А еще напуганной, как нашаливший школьник, боялась, что потеряю работу из-за нарушения правил.

Я сделала жалобное лицо.

– Да, знаю. Простите, пожалуйста.

Я не помнила, что жвачка там, потому что в тот день пришла с другой сумкой. Накануне ездила в Лондон, на семинар по наркотической зависимости, и не успела переложить вещи в сумку, с которой ходила обычно.

Офицер перебросил жвачку своему коллеге.

– Боюсь, нам придется ее конфисковать, – официальным тоном сообщил он.

– Ничего страшного, – ответила я, заливаясь краской от стыда.

Я схватила со стола контейнер с ланчем, швырнула его назад в сумку и пошла в медицинский блок со своим привычным набором вещей, за исключением жевательной резинки.

Я думала, что на этом вопрос будет закрыт, но перед обеденным перерывом меня вызвали к начальнице. Карен была красивой блондинкой, очень требовательной и отлично справлявшейся с обязанностями управляющего директора Общества здравоохранения центрального Лондона. Общество обслуживало многие учреждения, в том числе Скрабс. Технически я считалась его сотрудницей и работала в Скрабс по найму через агентство. Карен все говорила напрямую и не желала слышать отговорок. Было такое ощущение, будто меня вызвали к директору школы, когда она начала втолковывать, насколько серьезные последствия может иметь факт попадания жвачки в руки заключенного: Карен просто делала свою работу и хотела убедиться, что все, за кого она отвечает, понимают правила и строго придерживаются их. Я снова извинилась, надеясь, что больше мы к этому вопросу не вернемся, но сразу после обеда она вдруг явилась в мой кабинет. Меня охватило предчувствие неминуемой катастрофы.

– Аманда, пойдем, пожалуйста, со мной, – сказала она и исчезла в своем офисе, находившемся по соседству.

Что я еще натворила? Мне что, грозят неприятности? Ну не в жвачке же дело, честное слово! В страшной панике я пошла в кабинет босса. Постучала в дверь, дождалась ответа и вошла. К вящему ужасу, вместе с Карен меня там поджидала начальница Фрейк. Сердце провалилось в пятки. Похоже, дело серьезное, раз со мной хочет беседовать глава службы безопасности. Я тяжело сглотнула.

– Если вы насчет жевательной резинки… – начала я, но не успела закончить фразы, как начальница Фрейк разразилась оглушительным кашлем.

Внезапно я поняла, что меня пригласили не потому, что у меня неприятности, а потому, что я врач.

– Аманда, ты не могла бы осмотреть Ванессу? Она очень плохо себя чувствует.

– Ну конечно, – воскликнула я, – только вернусь к себе, захвачу стетоскоп.

– Вот только не надо так суетиться, – пробормотала начальница Фрейк между приступами кашля, – ненавижу обращаться к врачам.

Я подозревала, что начальница – не тот человек, кто станет брать больничный, и что она лишь на пороге смерти согласится пойти к врачу.

– Это просто небольшой кашель, – сказала она, продолжая заливаться, – у меня астма, уже много лет.

Выглядела она до того плохо, что и стетоскопа не требовалось, чтобы заподозрить серьезное поражение легких. Она стянула свой черный пиджак, бросила его на спинку стула и задрала рубашку, чтобы я могла прослушать дыхание. Ее бледное лицо было покрыто потом; она казалась донельзя утомленной. Одышка мешала ей говорить.

Я прослушала ее легкие. Присутствие начальницы заставляло меня странно нервничать, ведь она была совершенно идеальной, и я очень ее уважала.

– Подышите как можно глубже через рот.

Начальница едва начала вдыхать, как снова закашлялась. В груди у нее все хрипело и клокотало. Не имея специального оборудования, я не могла измерить объем дыхания, но и без этого было понятно, что инфекция осложнила течение астмы.

Я вытащила трубки стетоскопа из ушей, сдвинув их на шею. Она смотрела на меня так, словно знала, что я спрошу дальше.

– Вы курите?

Она хмыкнула.

– Назовите хоть кого-нибудь их наших, кто не курит. Знаю-знаю, ужасная привычка, док, но она мне помогает не лишиться рассудка. Я стараюсь курить поменьше.

Она сама прекрасно понимала, что должна постараться бросить. Я выписала рецепт на антибиотики и гормоны и протянула ей. Ингалятор у начальницы уже был.

Впервые с начала работы в Скрабс она вдруг мне улыбнулась. Потом сказала хрипловато:

– Громадное вам спасибо, док!

Наконец-то я заслужила одобрение начальницы Фрейк, она признала, что я достойна работать в Скрабс, и от этого я, как ни странно, испытала заметное облегчение. Иногда мне случалось ощущать разделение между персоналом тюрьмы и медработниками, ведь наши роли в корне отличались, так что приятно было почувствовать одобрение того, кем я восхищалась.

– Ты возьмешь отгул на остаток дня, Ванесса? – спросила Карен.

Начальница Фрейк расхохоталась.

– Увидимся, дамочки! Спасибо еще раз, док, – сказала она и скрылась за дверью. Наверняка пошла обратно патрулировать крылья, а вовсе не домой, в постель.

* * *

Закончив с начальницей, я пошла в карцер, так как с утра не успела там сделать обход. Прибыв на место, обнаружила, что туда вернули кресло-металлоискатель. Оно напоминало большой серый трон и больше походило на электрический стул, но на самом деле являлось очень чутким детектором металла, специально разработанным для поиска контрабанды.

– Если мы подозреваем, что заключенный прячет в заднем проходе телефон или оружие, – просветил меня Эд вскоре после того, как я начала работать в Скрабс, – то сажаем его в это кресло. Если детектор что-то улавливает, то издает сигнал, и сзади на спинке кресла загорается красная лампочка. Иногда мы отключаем звук и оставляем только ее, чтобы заключенный не догадался, что мы знаем о его тайнике. А потом держим его в карцере, пока все спрятанное не окажется в унитазе.

Мир, в котором я работала, изысканностью определенно не отличался.

Обход карцера проходил обычным порядком: то игнорирование, то