Нью-Йорк и работала в галереях, но потом мне понадобилась работа, которая обеспечивала бы медицинскую страховку, тогда я устроилась сюда. И я стала счастливее, чем когда-либо: я так же могла рисовать, я могла рисовать вместе с детьми – и мне не пришлось самой платить за два кесарева.

– Значит, выбор колледжа важен.

– Все важно, – сказала Мелинда. – Но ты можешь передумать. Почти всегда.

Элис кивнула и осмотрелась по сторонам, ища какой-нибудь повод, чтобы задержаться.

– Мне нужно возвращаться на занятие. Но спасибо вам.

– Не за что, – ответила Мелинда. – Обращайся.

По пути к двери Элис провела рукой по столу, в слабой надежде обнаружить какую-нибудь потайную кнопку. Ничего не найдя, она просто остановилась в дверном проеме.

– Можно я как-нибудь еще зайду?

– Я же говорю, конечно! Зимой, весной, летом или осенью. – Еще одна любимая фраза Мелинды. – Но по поводу плана на жизнь я тебе вот что скажу: не нужен он тебе. Вот мой совет. Это реальная жизнь. Твоя жизнь. Планы не срабатывают. Живи как живется.

Элис хотелось остаться, обнять Мелинду, рассказать ей о том, что происходит, но чем больше она будет об этом болтать, тем безумнее будет казаться. Мелинда (что вполне логично) позвонит Леонарду и все ему перескажет. В реальной жизни, в реальном времени, Мелинда была ее другом, но сейчас Мелинда была взрослой, а Элис – шестнадцатилеткой. Кто-то скрипнул полами в коридоре, и Элис выглянула посмотреть. Сэм пришла за ней и манила ее пальцем с другого конца коридора.

– Ладно, – сказала Элис. – Я пойду.

Глава 24

Подготовительные занятия тянулись бесконечно. Сэм сидела, скрючившись над своими бланками, и строчила так, словно это могло на что-то повлиять. Элис сползла вниз на стуле и пялилась по сторонам. Томми перехватил ее взгляд и вздернул подбородок в своем фирменном стиле – от этого жеста сердце у Элис неизменно начинало колотиться как безумное. Бланк состоял из страницы тестовых заданий по тригонометрии. Элис и в школе-то сдала ее с грехом пополам, а теперь все эти синусы и косинусы были от нее так же далеки, как Плутон, который уже даже не планета. Хотя, может быть, сейчас он ею и был. Элис полезла в карман за телефоном, которого там, конечно же, не оказалось, и тогда посмотрела на свои часы. От занятия прошло всего полчаса. Она попыталась прислушаться к тому, что говорила Джейн, но у нее был такой монотонный голос и в спортзале было так тепло, что Элис начал одолевать сон. Она подперла щеку рукой и почувствовала, как веки сами собой начали закрываться. Элис тут же встряхнулась, боясь, что если она заснет, то может исчезнуть в облачке дыма и снова проснуться сорокалетней. Именно этого она и хотела, но только не так – ей нужно вернуться к отцу. Она хотела поесть с ним хот-догов и заставить его бросить курить. Она хотела научить его готовить овощи, теперь она знала как! Она может ему показать! Элис перевернула свой бланк и принялась составлять перечень того, что она теперь умела готовить, и не успела она опомниться, как вокруг нее заскрипели стулья, зашуршали запихиваемые в рюкзаки бумажки, а перед ней материализовался Томми.

– Курнем? – спросил он. Он провел рукой по волосам, но они в ту же секунду вернулись в прежнее положение. Каждая клеточка в мозгу Элис призывала ее сказать «нет», сграбастать Сэм и бежать прямиком домой, как она и обещала отцу, но словом, которое вырвалось у нее изо рта, оказалось «ага». Сэм это явно не обрадовало, но Элис ничего не могла с собой поделать. «Я тебе маякну!» – крикнула Элис, и они с Томми, толкнув дверь, вышли на солнце.

Они перебежали Централ-Парк-Вест на красный, Томми схватил Элис за руку, чтобы выдернуть ее из-под машины. Прошли по дорожке, ведущей к небольшой площадке с парой невзрачных качелей. Поскольку была суббота, площадку оккупировали родители с детьми, а у массивных железных ворот выстроился целый ряд колясок.

– Сюда, – сказал Томми, мотнув головой, и зашагал по тропинке дальше.

В Бельведере часто использовали пешую доступность парка: устраивали бейсбольные матчи на Большой лужайке и ежегодные вылазки на каток «Ласкер», проводили там занятия по физкультуре, когда позволяла погода или когда всех косила весенняя лихорадка и было, в принципе, все равно, где они будут прыгать на скакалке – в зале или на улице. Некоторые сотрудники школы тоже использовали парк для занятий: они носили с собой спортивную одежду и выходили побегать до или после уроков. Элис к ним не относилась.

Центральный парк был создан не для занятий спортом. Он был создан для того, чтобы ныкаться в тенистых аллеях и сидеть на лавочках. Он был создан для того, чтобы говорить вполголоса и устраивать там тайные встречи. С одной стороны, площадь парка в три с половиной квадратных километра – Элис пришлось заучить эту цифру в средней школе – не предполагала совершенно никакого уединения, и тем не менее именно таким он и был – уединенным. Неприметных местечек и тихих, потаенных уголков там было не меньше, чем выпендрежников на роликах и уличных танцоров. Элис любила парк, любила за его величественность, за кажущуюся бесконечность и за то, что он принадлежал ей в той же степени, в какой принадлежал всем остальным.

Томми погрузился в траву и откинулся на ствол дерева. Вытащил из кармана куртки пачку «Парламента» и принялся постукивать ей по ладони.

– Почему всем надо постоянно мурыжить что-то в руках? – воскликнула она. – Сигареты, бутылки. Это так нелепо.

Она уселась на землю рядом с Томми и обхватила колени руками. Все ее тело было словно резиновое, казалось, что, если понадобится, она запросто закинет ногу за голову или на эту же голову встанет. Первый оргазм Элис испытала только в колледже и первого парня завела там же, но какое это вообще имеет значение, когда ты каждый день так прекрасно чувствуешь себя в собственном теле? От одной лишь мысли, что она сейчас сидит рядом с Томми, смотрит на него, все ее тело превращалось в сгусток электричества. Она все еще чувствовала его прикосновение с тех пор, как они перебегали улицу, хотя он сразу же разжал руку, стоило им оказаться на противоположной стороне. Элис совсем забыла, как часто они с друзьями контактировали в физическом смысле, как они с Сэм постоянно сидели друг у друга на коленях, дотрагивались до лиц.

– Ага, такая дичь, – ответил Томми, оставляя пачку сигарет в покое. – Не знаю. Просто нравится, наверное. – Он содрал