— Ну, я заинтересован в том, чтобы спать с кем попало, Сирша, — прямо говорит Коннор. — Так что остальное, твое дело, заводить ли интрижки, когда мы не пытаемся зачать ребенка, или нет. Я не буду беспокоиться об этом.

— Я не могу поверить, что ты… — Я замолкаю, мои мысли лихорадочно соображают. Моей первой мыслью было ужасно оскорбиться, но чем дольше я впитываю его слова, тем больше угасает эта первоначальная реакция, и я чувствую, что мне становится теплее от этой идеи. Я никогда не рассматривала возможность открытого брака или, скорее, я смирилась с тем, что тот, за кого я выйду замуж, вероятно, будет спать со всеми, с кем ему заблагорассудится, в то время как от меня ожидали, что я буду только в постели своего мужа. Мужчинам в моем мире всегда было позволено делать все, что они хотят, но женщинам… никогда.

Теперь мой потенциальный муж предлагает мне больше свободы, чем я когда-либо думала, что у меня будет. По сути, он предлагает мне жизнь отдельно от него, когда наши интересы детей и семьи не должны совпадать. Я могу делать все, что захочу. У меня мог бы быть любовник в какой-нибудь другой стране. Я могла бы трахнуться с парнем из бассейна. Я могла бы…

Боже милостивый, Сирша, когда ты перешла от отсутствия либидо к составлению списка потенциальных завоеваний?

Но на самом деле мой интерес вызывают даже не другие мужчины. Это свобода. Свобода говорить "да" или "нет", выбирать, что я хочу делать. Жить своей собственной жизнью, отдельно от моих обязанностей по отношению к мужу и семье.

— Я хочу еще раз поговорить с твоим отцом, прежде чем принимать решение. — Коннор отталкивается от стены, делая шаг назад, и я остро ощущаю пространство между нами. Я хочу, чтобы он прикоснулся ко мне, хочу, чтобы он поцеловал меня снова, но я говорю себе, что это к лучшему, что, если Коннор собирается что-то скрывать от меня, будет лучше, если я научусь умерять свое желание к нему.

— Тогда поехали. — Это не те вещи, с которыми я надеялся вернуться к своему отцу, но это шаг в правильном направлении.

Коннор не прикасается ко мне, шагая вперед и ведя меня в заднюю часть склада.

— Автомобиль или мотоцикл? — Спрашивает он почти снисходительным тоном, как будто ожидает, что я испугаюсь мотоцикла или почувствую к нему отвращение теперь, когда я не играю ту роль, которой была в ту первую ночь. — Тебе нужно будет сказать своему водителю, чтобы он подъехал, если ты хочешь взять машину.

Я вздергиваю подбородок, спокойно встречая его голубые глаза.

— Я сяду на байк, — говорю я ему, наслаждаясь вспышкой удивления, которую вижу на его лице. — Я даже надела сапоги.

— Неужели ты это сделала. — Коннор качает головой, как будто не может мне до конца поверить. Он стягивает с себя куртку и протягивает ее мне. Я уже подумываю отказаться от нее, но дождь все еще идет, и, хотя я пока еще сухая под навесом за складом, это ненадолго, если я сяду на байк без нее.

Я молча беру ее у него, пытаясь игнорировать запах табака и одеколона, который, кажется, навсегда въелся в кожу, и пульсирующий жар между моих бедер, когда я натягиваю ее.

— Тогда запрыгивай, принцесса, — говорит он, перекидывая ногу через мотоцикл и заводя двигатель. — На улице дождь, так что держись крепче.

Держаться за Коннора, это последнее, что я хочу делать прямо сейчас. Я тут же сожалею о своей гордости, сказав, что сяду на мотоцикл, когда обнимаю его, прижимаюсь грудью к его спине, а коленями сжимаю его бедра, когда он начинает выезжать на дорогу. Жар его тела обжигает меня, резко контрастируя с холодным ветром и дождем, и, прижимаясь к нему, я понимаю, что это была ошибка. Но, Боже мой, это такое приятное ощущение.

Я никогда не думала, что мне будет нравиться ездить на мотоцикле. Несколько дней назад я бы сказала, что меня приводит в ужас мысль о том, чтобы прокатиться на нем верхом. Но это всего лишь мой второй раз на заднем сиденье мотоцикла, и я уже жалею, что не могу попросить Коннора катать меня на нем каждый день. Может быть, я так и сделаю, если мы вместе вернемся в Бостон.

Я отгоняю эту мысль, как только она приходит мне в голову. Он на это не пойдет, и я знаю это так же точно, как и все остальное. Он хочет держать нас порознь, деловое соглашение, а не делать то, что могло бы нас сблизить. Интимные поездки на мотоцикле, когда наши тела тесно прижаты друг к другу, определенно считаются чем-то, что могло бы привести именно к этому. Поэтому вместо этого я впитываю это сейчас, пока Коннор мчится к отелю. Влажный хлопок его рубашки на моих руках, пропитанный дождем запах его тела в моих ноздрях, кожа и горячий металл, и, о боже, вибрация сиденья у меня между ног. Скорость и адреналин одновременно пугают и захватывают меня, и то, как Коннор легко управляет мощной машиной.

Мне грустно, когда поездка заканчивается и Коннор передает байк парковщику. Он без слов забирает свою куртку обратно, стягивая ее с моих плеч, не спрашивая. Когда мы заходим в лифт, я бросаю на него взгляд, гадая, думает ли он о том же, что и я. Если он думает о том, как мы впервые оказались здесь, и я прижата к стене со стеклянными панелями, его руки в моих джинсах и…

Он не делает ни одного движения в мою сторону. Он остается по другую сторону лифта, его челюсть упрямо сжата. Когда раздается звонок на наш этаж и двери открываются, он без единого слова направляется в комнату, где, как он знает, будет ждать мой отец. За исключением того, что на этот раз он ошибается.

— Он в своей комнате, — выпаливаю я. — Сюда.

Коннор раздраженно вздыхает, но следует за мной. Мы подходим к комнате через несколько дверей, и Коннор протискивается передо мной, дважды сильно стуча в дверь, прежде чем отступить.

Мой отец открывает дверь, на его лице явно написано раздражение. Сначала я этого не понимаю, а потом вижу, кто стоит у него за спиной, и у меня сводит живот.

По какой-то гребаной причине Найл Фланаган находится в Лондоне.

11

КОННОР

Иисус, Мария и Иосиф, эта женщина положит мне конец. Я до сих пор удивлен, что у заносчивой принцессы хватило наглости снова прийти на мой склад одной и без присмотра, после всего, что произошло прошлой ночью, зная,