– Он упоминал кольцо королевы. Оно будет у всех на виду, может, стоит избавить Лорда Магната от его любимой безделушки, когда навестим Черный Дворец?

В ответ я только что-то буркнул. По правде говоря, я бы сжег это кольцо, будь у меня шанс.

– Линкс рассказывал мне о кольце, – проговорил Гуннар. – Я бы хотел наконец увидеть этого легендарного делателя королев.

– Да ничего примечательного, – сказал я, жестом показывая обоим идти за мной на улицу.

И через тысячу жизней будет слишком рано, чтобы снова увидеть это треклятое кольцо, сделанное из стекла, похожего на серебро. Говорят, что руны вспыхнут золотом, если обещанная королева вернется и исцелит разрушенное королевство Востока.

Безумие этой игры проявляло в людях худшие качества. Самую жестокую природу. Но Ивар все равно подвесит это кольцо перед жадными глазами своего народа, отвлекая их от истинной цели игры: отыскать любого альвера, который являлся бы носителем давно утерянной королевской крови, чтобы убить его.

Гадское кольцо было проклятием. Ношей, разрывающей меня надвое.

– И что нам делать с новым членом гильдии, пока Хельги не объявится? – спросил Фиске.

Грудь сдавило. Малин Штром была шипом у меня в боку. Надеждой в моем сердце. Что с ней делать? Несомненно, терпеливо ждать – не вариант для ее упрямой башки.

– Она познакомится с Фельстадом, а потом отправится с нами к Салвиск, – сказал я. – Она хочет узнать, что значит быть Кривом, ну так пусть учится.

Фиске выгнул бровь.

– Ты так уверен, что это разумно? Она может стать обузой.

Необходимость держать Малин в поле зрения лишь усилилась с момента сделки в той лавке. Меня все это просто бесило. Но бешенство никак не помогало притупить необходимость следить, продолжать вынуждать ее ненавидеть меня. Может, это из-за того, что я не мог расслабиться, не зная, цела ли она.

– Может, подвернется возможность использовать эту ее кражу воспоминаний, – сказал я. – Мы должны по полной использовать любой полезный месмер. Игры начинаются.

Смертельные игры.

Сделка или нет, но я не стану рисковать жизнью Малин Штром. Если станет ясно, что нам не преуспеть, я свяжу ей руки, заброшу в ящик и лично отошлю подальше с этого берега, если потребуется.

В конце концов, обещание есть обещание.

Глава 14

Воровка памяти

Повелителя теней не было.

Несколько часов назад я видела в окно, как его, Гуннара и Фиске проглотили лесные тени. Мне велели спать, но какой там сон, если годы страданий и молитв оказались впустую?

И вот я сидела на набитом перьями матрасе в комнате Товы, ковыряясь в тарелке ягод, черпая некоторое утешение в голубых лучах лунного света. На задней стенке горла будто была ссадина, я никак не могла его прочистить, а лоб покрывал пот. Суставы болели так, будто я вся заржавела, но я полагала, что боль мне принесли все те моменты, в которые я смотрела смерти в глаза.

– Вы все жестокие, – сказала я мои первые слова с тех пор, как я узнала правду.

Това перестала расчесывать свои кудряшки костяным гребнем.

– Не будь как маленькая. Ты не лучше нас. Я знаю, что ты делала, чтобы достать некоторые из тех воспоминаний, – она ткнула пальцем в мою корзинку; ее принесли после того как я выплакала все слезы, сидя в темном углу и обдумывая то, как Кейз бросился от меня прочь.

Това наблюдала, как я сунула руку в корзинку и добавила несколько флаконов в маленький кошель из свиной кожи, что держала на дне. На шкуре были выжжены руны: защита, чтобы уберечь флаконы. Работая, я хмурилась. Больнее всего было то, что все эти годы взяток и планов были ради человека, который того не стоил.

– Думаешь о том, чтобы разорвать сделку? Ты упадешь в моих глазах, если сделаешь это просто потому, что Повелитель теней ранил твои чувства.

Грудь сдавило. Это не просто раненые чувства. Это агония.

– Я не уйду. Хаген важнее всего остального.

– Хорошо. – Това порылась в маленьком сундучке возле стены, затем подняла корзинку, наполненную мылом и полотенцами. – Помыться не хочешь? Ты воняешь.

Я зыркнула на нее и взяла жемчужный брусок мыла, сдобренный веточками лаванды.

– Да ты и сама не так чтоб приятно пахла.

Она хохотнула и набрала керамическую ванну. Това добавила листья мяты и капли розового масла. Она сняла рубашку и скинула штаны, вовсе не смущаясь публики. Была в ней простая красота; это я точно признавала, пусть она мне и не нравилась.

Отчаянно желая освободиться от своей вонючей одежды, я стащила с себя тунику и штаны, раздевшись до белья.

– У меня есть лаванда, янтарный мед, о, и бобы из Фурена, – сказала Това. – Если его раздавить, он пахнет сахаром. Дать тебе для волос?

Она вручила мне стеклянную банку бобов, и я взяла ее дрожащими руками, покрытыми порезами и грязью, а также пахнущими как старый фрукт, который оставили на солнце.

Рука болела там, где кожу чем-то порезало, а волосы липли к лицу, как мокрая трава. Я незаметно поднесла нос к своей подмышке и принюхалась. Застоялый пот, пропитавший ткань моей нижней рубахи, вызвал приступ кашля.

– А у тебя, часом, нет голубого мха для пореза? – спросила я и показала на рану на руке.

– Лечебные травы держат в конце коридора, тебе прям срочно нужно?

– Потом этим займусь.

– Могу тебя исцелить.

Я перестала намыливаться.

– Исцелить? Ты медицкая?

– Не очень сильная, затем мы и держим лечебные травы, но, думаю, с простым порезом я справлюсь.

Я посмотрела на рану. Ее края под спекшейся кровью были зеленовато-желтыми.

– Кажется, она воспалилась, так что хуже ты едва ли уже сделаешь.

Това облизнула губы и потрясла руками. Она мягко положила кончики пальцев на порез, и тут же крохотными теплыми вспышками под кожей меня защекотал месмер. Я стиснула зубы, когда он углубился до неуютного ощущения, будто мою кожу сшивают, стягивая иголкой и ниткой.

– Это так… странно. Как ты это делаешь?

– Как мне объяснили, мой месмер ускоряет естественный процесс заживления, который есть у каждого. Это как-то связано с моим прикосновением и концентрацией. Больше проку, если я знаю, как тело восстанавливается само по себе, а потом визуализирую это. – Това высунула язык от усердия. – Но вот концентрации-то мне и не хватает.

Какое зрелище. Две полуголые женщины, масляная вода плещется у наших ног, и все наше внимание приковано к порезу на одном плече.

– Ну, вот