Шрифт:
Закладка:
— Не взвинчивайтесь, товарищ генерал, а то вам самому станет страшно. Это мы уже проходили — про высшие интересы, до сих пор расхлебываем. Я в такие игры не играю.
С этими словами Харрасов достал служебное удостоверение, положил на стол, прикрыл сверху табельным пистолетом и, провожаемый взглядами, вышел, хлопнув на прощание дверью. На выходе из здания дорогу ему преградил дежурный офицер.
— Капитан Харрасов, вас приказано не выпускать из здания.
— Арестуешь, что ли, Коля. Ну, попробуй.
— А чего тут пробовать. Пока никого нет, — офицер огляделся по сторонам, — двинь-ка ты меня по скуле, Ильдар, да как следует, чтоб достоверно было. А сам чеши куда хочешь.
— Надо же, мечта исполнилась. — И с этими словами из всех сил двинул злой до чертиков Харрасов по скуле своего давнишнего и удачливого соперника по боксерскому рингу, так что тот без всякого притворства рухнул на пол, не меньше чем на несколько минут потеряв сознание. А капитан и был таков.
Спустя некоторое время он был дома. Жена полусонная тепло и ласково обняла его, ничего не спрашивая, накрыла стол, вскипятила чайник. Смотрела на него глазами глубокими и счастливыми от того, что видела мужа, совсем запропастившегося на работе в последний месяц. Однако и до нее вскоре дошло, что случилось что-то нехорошее.
— Ильдарка, Ильдарка, что с тобой? У тебя глаза невидящие.
Молча посадил Харрасов хрупкую жену себе на колени. Раскачиваясь, стал петь ей песенку
— Тэнгэ тынлык. Агаслыкта
Хандугас моно.
Куктеме ерземе данлай.
Кэм белэ уны.
Йырлаймы куктэ балкыган
Кояштын нурын
эллэ айга арнагармы
Хандугас йырын?
Эллэ арналганмы ул йыр
якты йондозга
йэрэп яткан яландарга
хэтфэ болонга?
Мин белмейем.1
Еще пуще взволновалась жена, стиснула пальчиками лицо мужа.
— Ильдарка, миленький, да что же ты?
— Когда-нибудь, Айгуленочек, я расскажу тебе сказку о волшебном мальчике. Которого люди хотели спрятать в свою клетку, чтобы он служил им и был у них на посылках. Но когда это будет, я не знаю.
Долго сидели они, прижавшись друг к другу, но раздался звонок в прихожей, и, когда открыл Харрасов дверь, генерал Коршунов стоял на пороге.
— Ну что, капитан, примешь бывшего начальника?
— Вы то что ушли, Геннадий Иванович?
— А я не ушел, — Коршунов вошел в квартиру. — Генералы дверью не хлопают. Тебе что, был капитаном ФСБ, станешь лейтенантом ВОХР, падать то чуть-чуть, почти не больно. А мне без штанов с лампасами никак нельзя. Годы не те, здоровье, да и жена молодая, сам знаешь, то одно требует, то другое.
— Неужели отпустили?
— Плохо мне стало, Ильдар. Аккурат после твоего ухода, — проникновенно проговорил генерал, прижимая руку к груди. — Сердце сдавило, сознание помутилось, на полу оказался. Пришлось врача вызывать. Подмигнул я ему, когда он надо мной наклонился, понял сразу что к чему докторишко — даром что ли кормил бездельника. На носилки меня погрузили и в машину, чтобы в больницу оставить. Ну, в машину я уже сам влез, по дороге вот лекарство купил. — Тут генерал достал из знаменитых штанов бутылку водки. — Как, хозяйка? Не будешь против?
Спряталась Айгуль за широкую спину мужа и встревоженная и счастливая одновременно — пусть и неприятности, как она догадалась, зато муж рядом. А тот сморщил нос: «Как в кабинете, так коньяк пить, а с капитаном и водка сойдет?»
— Ну его, заморский компот, Ильдар. Нам с тобой сейчас надраться надо. А коньяк за мной. Поверь, еще не вечер. Расправит еще крылья генерал Коршунов.
Долго сидели в ту ночь генерал с капитаном на кухне. Пили потихоньку водку, закусывали чем бог послал, точнее что приготовила на скорую руку Айгуль. Разговаривали по душам, делились сокровенным. И время от времени посматривали в окно, в ту сторону, где жили Михайловы.
Ночь и тишина царили в той стороне, где жили Михайловы. И в этой ночи и тишине происходила таинственная возня. Не возле самого дома и в доме, но на подступах к нему возникали и пропадали во тьме группки людей, подъезжали автомобили, словно случайно забредший во двор милицейский патруль шуганул влюбленные парочки в кустах и на скамейках, что слушали соловьев, поглаживая друг друга. Внезапно потухли электрические фонари. Слесарь соседнего дома, примыкающего к двухподъездной девятиэтажке, где жила семья, был среди ночи поднят на ноги и ошалело и испуганно открыл люк на крышу, куда в черных трикотажных масках на лицах поднялись несколько мужчин. Самого сторожа вывели во двор и посадили в неприметно притулившийся во дворе автомобиль под присмотр водителя. Спустя некоторое время можно было видеть, как, пригнувшись, зловеще черные силуэты шмыгнули по плоской крыше, повозились у бетонного колпака над подъездом и затем, растягивая веревки, нависли над краем дома. Спустя некоторое время еще несколько силуэтов, пряча под плащами что-то тяжелое, вошли в искомый подъезд, поднялись, стараясь не шуметь, на четвертый этаж и остановились у квартиры номер тринадцать. Еще какое-то время нависшие на крыше и те, кто стоял у двери, шепотом переговаривались по рации и, наконец, получив сигнал, приступили к действиям.
Первыми начали высотники. Четверо мужчин орлами бросились в ночную тьму, скользя вниз по канатам, и одновременно ногами вперед рухнули в оконные проемы. Оглушительный звон разбитого стекла дал сигнал стоящим у дверей, и зычные удары кувалды и лома, вытащенных из-под плащей, по металлической двери довершили начатое: дом заполошился, засветились окна, распахнулись двери. Громкие крики «Что случилось», да «Вы что, с ума посходили» раздались отовсюду, но спешно въехала во двор машина с огромным рупором на кабине, откуда громогласно прозвучало: «Тихо граждане. Идет спецоперация. Оставаться всем на своих местах». Не тут то было. «Чеченцы в доме. Бомбу подложили», — раздался провоцирующий крик, и граждане вместо того, чтобы оставаться на своих местах, кто в чем, хватая детей, кошек и пожитки ринулись из квартир вниз по лестнице, сметая все на своем пути.
Там же, куда сквозь разбитые стекла ворвались спецназовцы, творилось не менее невообразимое. Разбуженные звоном и грохотом вскочили со своих постелей испуганные женщины, но грубо отшвырнули их в сторону бравые специалисты по антитеррору, вырвали из-под одеяла ничего не